– Не могу сказать, что это будет, но что-то серьезное, особенно второе. Но он выкрутится и будет жить где-то около восьмидесяти лет. Да, Бабир, книга показывает, что жить он будет где-то вдали от родины.
Забегая вперед, скажу, что все это точь-в-точь и сбылось, но об этом, бог даст, расскажу в свое время.
Сознание возвращалось медленно. Откуда-то издали доносится плач. Много людей плачет, иногда это напоминает какую-то песнь в исполнении хора. Но лишь мужской плач одного человека слышно отчетливо. Он плачет не так, как женщины. Это не натянутый плач, он часто прерывается и восстанавливается заново. Этакий треск, взрыв души, раскатистый плач. Он отвлекает меня от остального. Но вот он опять прерывается, и я безмятежно играю под какую-то музыку, а плач женщин доносится отдаленно, еле слышно, и они мне не мешают. Играю я, как всегда, на берегу небольшого озера, образовавшегося недалеко от нашей фермы на истоке горной речки. Я собираю плоские камни (их вокруг множество), бросаю их что есть силы, и они катятся по поверхности воды. Некоторые камни допрыгивают по воде чуть ли не до другого берега, и я радуюсь своему умению бросать камни. Бросаю опять и опять, и смеюсь, и радуюсь, но двинуться с места не могу. Я как прикованный сижу на одном месте и только-то и могу бросать камни и следить за ними. Вокруг знакомые женщины. Кто-то из них стирает, кто-то моется, но все поют песню или же плачут – толком не пойму. Но вдруг все стало тихо. Женщины мигом куда-то делись. Что-то меня пугает, чье-то присутствие, и я хочу убежать, но не могу двигаться. На меня падает тень. Кто-то преградил солнце. Лицо я не вижу, но отчетливо вижу, что ко мне движется какая-то тень со стороны воды. И вот он подошел ко мне вплотную. Это человек огромного роста, видно только ноги и большущие руки. Выше груди его не видно. Эта часть его тела находится далеко за облаками. Расставив ноги так, что они находились по обе стороны от меня, он положил руку мне на голову и слишком нежным для такой комплекции голосом сказал:
– Ты засиделся, мальчик, вставай и иди домой.
– Я не могу двигаться, – отвечал я, но голос свой не слышал.
Держа руки как клещи, он постепенно двигал ими по моему горлу.
– Я сказал: вставай и уходи домой.
– Я не могу встать, я… я… – чуть погромче лепетал я, но бесполезно: голоса у меня не было.
Руки его обхватили мое горло и больно нажали. Я дергался и что есть силы кричал. Кричал… и пришел в сознание. Рядом полукругом сидели женщины и вытирали слезы. Ближе всех ко мне на табуретке (где ее достали?) сидел дядя и тоже вытирал слезы.
– Дядя, почему вы плачете?
– Мы? Да нет, мы