– Пойдёшь за меня?
– Пойду.
Задумался Семён Васильич: как бы не прогадать, когда все правила в жизни поменялись? Паню, старшую, в крепкую семью отдал, а семью эту всю по ветру развеяли. Да и самого его от расправы только то спасло, за что он на отца своего всю жизнь в большой обиде был.
Когда сам Семён Васильич женился, отец ему с молодой женой в своём доме отказал. И за то отказал, что Семён свою Маланью до свадьбы взял, не утерпел. Наутро после свадьбы, когда этот грех всем гостям понятен стал, отец никаких оправданий сына слушать не стал, указал молодым на дверь. Тоже – праведник.
Жили у них в деревне старичок со старушкой, им ещё тогда уж досмотр был нужен. Дом у них хороший был – две избы на одних просторных сенях, а детей в живых не осталось. Вот к ним «в дети» и привёл Василий своего сына с молодой женой. Шибко тогда Семён Васильич на отца своего осерчал, ну, со временем всё же примирились. Семён, хоть жил в чужом доме, помогал отцу со строительством нового большого дома в два этажа. Отец, будучи местным наставником староверов, мечтал на первом этаже большую молельню для всей деревни устроить, а сам с семьёй планировал жить на втором этаже. Семён однажды не утерпел, спросил отца, дозволит ли отец ему со своей семьёй тоже жить в новом доме. Отец отказал. Сказал: мол, ты, Сёма, парень бойкий да хваткий, и без меня проживёшь, сам как надо в жизни устроишься. А Ефрем у нас тихоней уродился, он со мною жить будет. Ох и обидными тогда Семёну отцовские слова показались, хоть он вроде и похвалил старшего сына.
Старичок вскоре умер, а старушка – все её Лёлей звали – и по сей день жива. Когда власть переменилась и сунулись было к Семёну местные активисты, у него хорошая отговорка оказалась: «Да вы что, мужики, у меня и дома-то своего нет. Лёля всему владелица, а я, сами знаете, чужой ей человек, досматриваю её за угол в её дому». Угол – не угол, семья Семёна целую избу занимала, но старушку беспокоить не стали. Уважаемая была старушка. И вредная-я-я – отходить своей клюкой по хребтине могла запросто кого угодно. Не терпела, чтоб ей перечили. Это уж каждому в Кармале известно было.
Подивился тогда Семён отцовской прозорливости, а теперь вот сам гадал, как поступить, чтоб дочке жизнь не порушить. По теперешним временам выходило, что надёжнее с голытьбой породниться.
– Пойдёшь за меня?
– Пойду!
Вот и все ухаживания. Отец с матерью согласия дочери и не спросили. Без неё всё решили. А Нася и рада. Мечтала она о Ванюше. Перебирала в памяти все те немногие моменты, когда встречались их взгляды, касались руки. Особенно тот, самый первый случай,