Лондон, Сохо
10 мая 1881 года
Клэйтон проснулся на рассвете.
За тусклым оконцем крохотной квартирки, расположенной на предпоследнем этаже мрачного доходного дома, с серыми стенами, и оттого похожего на тюрьму, плыл желтоватый туман, прорезанный редкими розовыми всполохами восходящего солнца. Снизу доносилась какофония звуков, похожая на безумный оркестр. В ней слились все оттенки будничного утра в Сохо: стук колес конных повозок, проезжавших в сторону рынка, всхрапывание кляч, тянущих эти повозки, скрип раздвигаемых ставен, звон колокольчика у дверей молочной лавки, пронзительные крики мальчишек-разносчиков, выходивших на работу, перебранка проституток, возвращавшихся с ночного промысла, хриплый лай сторожевого пса…
Клэйтон перевернулся на спину, с трудом открыл глаза и облизнул губы. Во рту было сухо, как в чертовой саванне, где он провел два с половиной года, до того, как поймал пулю в битве при Улунди и получил весомый повод досрочно выйти в отставку. Африка осталась позади, вместе с командами, парадами, атаками, разведками и армейским братством, обманувшим его, как и многое другое… но и сейчас, на границе между сном и явью, ему почудилось, что он снова спит в палатке, в военном лагере, и крикливая сигнальная труба вот-вот провоет подъем.
Клэй потер лоб – внутри черепа как будто засел полковой барабанщик и со всей дури лупил по мозгам – и сел в кровати, пытаясь сообразить, почему ночевал в Сохо, в своей тайной холостяцкой берлоге, снятой на чужое имя, а не Мэйфейре, в доме отца, или хотя бы не в приличной гостинице… Вчера они с Жеромом Буршье ужинали в «Ритце», как и подобает приличным джентльменам, а потом решили немного погулять, пройтись по Пикадилли до Стрэнда, проветриться после шато лафита и перед сном. Через четверть часа, не сговариваясь, завернули в паб, потом в другой, и в этом втором пабе, находившемся в границах Сохо, напились до положения риз. Последнее, что Клэй помнил совершенно ясно – свою попытку поцеловать Жерома, и ответный бешеный взгляд черных глаз, полный страсти, стыда и отчаяния. Дальше… дальше он, видимо, утонул в этих темных колодцах, поскольку не помнил ни-че-го.
Тело, налитое сладкой ломотой, приятно ноющее в самых неожиданных местах, намекало, что спал Клэйтон не один, о том же говорил и беспорядок в комнате, разбросанная как попало одежда и сбитое белье… однако рядом с ним в постели никого не было. Не зная, радоваться или огорчаться этому обстоятельству, он рассеянно провел ладонью по смятой двойной подушке, поднес ее к носу – и уловил слабый запах лимона и кипариса, и еще чего-то, смутно похожего на мирру.
«Жером… так, значит… неужели?!.» – сердце Клэйтона подпрыгнуло и заколотилось у самого горла, он спустил ноги с кровати, не решаясь позвать вслух, но желая немедленно выяснить, здесь ли еще Жером – и что, в конце концов, между ними произошло?.. Все обойдется малой кровью, если выяснится, что милосердный Буршье просто дотащил его до дома,