На следующий день в городе все только и говорили о ночных событиях, случившихся в нашем доме, однако со стороны жандармерии никаких неприятностей не последовало. После рутинного допроса, на котором мы с мамой рассказали, как познакомились с немецким монахом и пригласили его к себе домой на ночлег, нас отпустили и больше не тревожили по данному делу. Монаха же отвезли в Радом, и больше о нем ничего не было слышно.
Доказаны ли были обвинения монаха в шпионской деятельности, судили ли его за это, и тем более, вынесли ли ему какой-то приговор, мы узнали нескоро.
Однако я не мог забыть об отце Майнхарде. Его бедная дорожная сумка, лежавшая на дне шкафа в моей комнате, решительно напоминала мне о нём и об истории, рассказанной им в саду за кафедральным собором. Я надеялся, что когда-нибудь он вернется, и тогда я ему ее отдам.
Призраки
Тетя Юзефа возвратилась из вояжа, но жизнь так и не вошла в свое прежнее спокойное русло. Тетя вернулась домой сильно взбудораженной, поскольку в Варшаве она столкнулась с новым веянием моды, или как иначе это можно назвать? Ее пригласили принять участие в спиритическом сеансе. Впечатление, которое этот сеанс произвел на неё, было столь велико, что она уже после первого опыта стала горячей сторонницей контактов живых с духами, явившимися с того света. В Сандомир она возвращалась пропагандистской и миссионеркой этой новой чудаческой и пробирающий до дрожи религии сестер Фокс, Аллана Кардека и Уильяма Крукса, религии ученых и шарлатанов, аристократов и военных, лакеев и горничных.
На спиритизме Европа сошла с ума, весь мир сошел с ума, и в конце концов это безумие добралось до Польши. Вращающиеся столики, стуки, призраки, эктоплазма, автоматическое письмо, – всё это можно было встретить и в аристократических салонах, и в сельских хатах, крытых стерней, и в мещанских домах отдалённых предместий, пахнущих кислой капустой и дешевой водкой.
Тётя металась, как угорелая, бегала по знакомым, приглашая их на первый сеанс, который хотела организовать в ближайший субботний вечер. Признаюсь, что изначально и мне передалось ее возбуждение, но вскоре я охладел, и осталось только обыкновенные любопытство.
Однако, как нетрудно догадаться, на первый сандомирский сеанс прибыло множество гостей. Были это в основном дамы, а из господ только двое – магистратский урядник пан Вояжевский и русский капитан Андрей Фёдорович Гричихин – статный бригадный офицер пограничной службы.
Гостиная в нашем доме была убрана празднично и таинственно. Тёмная драпировка закрывала оконные проемы и декорировала стены. Посреди зала стоял массивный круглый дубовый стол, а вокруг него – двенадцать стульев для участников сеанса.
Ровно в девять вечера всё общество уселось вокруг стола. Я тоже удостоился этой части. Только моя мама отказалась. Она нашла себе место немного в стороне, рядом с окном,