Шепоты и тени. Роман. Анджей Юлиуш Сарва

тесто на клецки замесила, порезала, отварила. А матушка сделает всё остальное. Картошка варится, котлеты жарятся. Она меня даже из кухни прогнала, чтобы я у неё под ногами не мешалась.

      – А раз так, то что нам тут торчать и забор подбирать? Пойдем пройдемся что ли, а?

      – Ой, можно ли? – заволновалась Розалька.

      – Так мы куда-нибудь недалеко сходим. На Долы или куда-нибудь на межу в поля. Посидим, поговорим, вспомним наши детские игры.

      – Хорошо, я только маме скажу. Без ее согласия я не пойду, – и сказав это, она крикнула:

      – Мама! К нам Стась Шлопановский зашёл и зовет до обеда прогулялись в Долы. Можно?

      Старая Ручинская вышла во двор, вытерла жирные от котлет руки о фартук и, обрадовавшись, воскликнула:

      – О! Стась! Я так рада тебя видеть! – после чего она добавила, одновременно окинув меня критическим взглядом с ног до головы. – Ну что… вообще-то не стоило бы мне разрешать, чтоб ты девушке репутацию не испортил, но… я тебя знаю с малых лет, и соседи тебя знают. Ты ж добрый мальчик, спокойный, честный, в костеле прислуживаешь. Ну, ладно уж, идите. Только слишком долго по полям не шляйтесь! И помните об обеде. А тебя, Стась, я тоже приглашаю на тарелку бульона и кое-чего на второе.

      – Спасибо, в другой раз я воспользуюсь приглашением, но не сегодня. А то мама расстроится. Я же не сказал ей, куда пошел. И что могу к обеду не вернуться.

      – Ну, как знаешь.

      Розалька поправила волосы, блузку и вышла на дорогу.

      Мы неторопливо спустились в тенистый овраг, именуемый здесь Долами, с пологими в начале склонами, поросшими низкой травкой, утыканной кустиками лилового чабреца, вязеля с бело розовыми или ярко желтыми цветами, бордовыми головками диких гвоздик на тоненьких, но прямых стебельках, кустиками бледного цикория, подорожника, стальника, облепленного сочно-розовыми цветками, желтыми головками лядвенца и иногда карминово-красными, сладко-пахнущими колпачками горошка на стелющихся, слегка приподнятых побегах.

      Чем глубже мы спускались в овраг, тем прохладней становилось и тем чаще встречались деревья. С левой стороны стояла раскидистая одинокая груша, уже в конце августа дающая превосходные плоды. Когда мы детьми устраивали бег наперегонки, старая обычно служила нам финишем. Дальше шел ряд развесистых ив, с которых каждые два-три горда срезались ветки и на растопку, и для изгородей, которыми окружали дворики или целые хозяйства. В самом конце на вершине плоского пригорка, именуемого Барабаном, росли восемь или девять уже старых акаций, под которыми с крутого лессового обрыва свисали, зацепившись за уходящие глубоко в склон длинные и мощные корни, густые кусты карликовой вишни с мелкими тёмно-зелёными плотными листочками и начинающим уже созревать небольшими плодами.