– Да, да, давай… – когда молодой человек соскользнул на пол, встал на колени и уже намного смелее стал расстегивать на Эрнесте штаны.
Минет в исполнении Джемаля был восхитителен – лучше всякого десерта или шоу с танцовщицами; марокканец не отрабатывал повинность, а в самом деле старался доставить партнеру как можно больше удовольствия и умело растягивал процесс. Эрнест кусал губы и судорожно цеплялся за края койки; он не желал быть громким и привлекать внимание охраны, зная, что если их засекут, то в лучшем случае обзовут последними словами и приласкают ударами по почкам, а в худшем запрут поодиночке в вонючий карцер… но Джемаль, занимаясь его телом, сам настолько угорел от страсти, что позабыл о всякой осторожности. Не дав Эрнесту и секунды придти в себя после оргазма, он привалился к нему и с громкими стонами стиснул в объятиях; так что настал черед художника одной рукой зажимать умелый и несдержанный Джемалев рот, а другой – платить долг признательности… к счастью, горячий красавец кончил очень быстро. Кончил и сомлел на плече у Вернея, как утомившийся на уроках школьник.
Эрнест медленно, глубоко выдохнул, осторожно прислонился к стене и подумал, что если прямо сейчас в камеру заглянет охранник, то они все трое явят собой законченную гомоэротическую миниатюру, сцену из «Песни любви».10 За окном тоже цвела весна, и терпкий сигаретный дым, смешанный с мускусным запахом семени, был на месте, не хватало только гирлянды из живых цветов…
С этой будоражащей мыслью он и уснул.
***
Сон на тюремной койке в объятиях Джемаля неожиданно оказался крепким и сладким – таким крепким, что Эрнест едва не проспал утренний обход. Интуиция все же сработала, и глаза художника открылись за несколько минут до появления проверяющего.
– Эй… Алибаба… Проснись, дружок, время покинуть пещеру Сезам… Мне очень жаль, но ты должен меня отпустить. – Верней тряс марокканца за плечо и пытался увещевать, взывая к рациональной части сознания, если таковая имелась у этого рискового парнишки, но Джемаль, все еще одурманенный травкой и расслабленный от нежного тепла (как-никак они целую ночь согревали друг друга, как те самые бедуины у костра), лишь протестующе стонал и не желал поднять голову с груди любовника. Это недовольство можно было понять. Эрнеста и самого изрядно штормило после вчерашнего, затылок был налит свинцовой тяжестью, и в идеале он бы предпочел выпить бутылку минеральной воды и чашку крепкого кофе, а потом завалиться досыпать – и чтобы его не беспокоили часов двенадцать… Увы, текущая реальность ни в малейшей степени не соотносилась с желаниями. Убедившись, что уговоры бесполезны, Эрнест от слов перешел к действиям и сумел-таки освободиться из скульптурно-безупречных, но цепких рук марокканца. Он по-быстрому отлил, плеснул в лицо водой из ржавого умывальника