– Стой на месте! Не смей ко мне приближаться! Я приказываю тебе не нарушать мои границы! – Тут же из горла захотел вырваться смех, крик, мольба о помощи – как будто сейчас выползали наружу все узники, которых он прятал. Они перебивали друг друга, дрались за господство, плакали, смеялись, крушили все вокруг. Робби боялся сам себя – растерянность, бессилие, ужас. Он закрыл лицо руками «Я схожу с ума… господи… я хочу умереть, я хочу, да, только бы это закончилось». Неожиданно для себя он заговорил шепотом: – Это она… она виновата. Она всю мою жизнь вторгалась ко мне, она думала, что ей все можно, что я ее собственность. – Он поднял голову к небу; Алиса увидела, как все вены на его шее набухли, посинели. – Иди ты к черту! Я ненавижу тебя! Ненавижу!!! Я не часть тебя! – После недолгого затишья Робби вдруг услышал свой смех, и им обоим стало жутко. На мгновение к Робби вернулась ясность. «Кто все это говорит?» Но бушующая война в голове снова поглотила его.
– С чего вы все взяли, что я рад вам? Что я вас впускаю?! Только потому, что один раз мы мило поболтали?! Идите к черту вы все, я ненавижу вас! Вы, невежественные, тупые ублюдки, понятия не имеете, как тяжело мне жить с ним, как много он требует от меня! Да он из меня жизнь высасывает! Я с ума схожу, разве ты не видишь? Не видишь… и никто не видит. Я постоянно говорю, говорю, а вы не слышите меня… Я устал от этого непонимания и узколобия. Я в случайной фразе раскрываю тебе душу, а вы? Вы просто мило улыбаетесь или машете рукой, мол, что за глупости, малыш? Опускаете меня на эту грязную землю, а говорите, что любите! Да знаешь ли ты, как долго я мечтал об этом полете?! Как долго я зашивал крылья своим ангелам? Они пострадали из-за вас, вы им крылья испоганили своей рациональностью! Своими чертовыми разумными доводами и критикой! Я такой, какой есть. Я все через себя пропускаю, все! У меня словно кожи нет, а вы сыпете на меня свои слезы. Мне больно, и я… Я болью жил. И с болью. Я… просто устал.
– Робби, – Алиса дрожащими руками держалась за голову, в полной растерянности. – О ком ты говоришь, Робби?
Он не ответил. Его губы еще дрожали. Он с трудом перевел дыхание и убрал слезы. Потом кинул взгляд куда-то вдаль и отметил красоту соседних зданий.
– Знаешь, я просто думал, – заговорил он не своим голосом; проклятая улыбка смерти снова на его лице, – Я думал, может, вы наконец услышите меня, если я руки себе изрежу? Или вот так с крыши сигану, а? Я любви вашей жду, я в ней нуждаюсь… оттого все это безумство, – и снова шепот, – но теперь я выхода не вижу. Я сейчас пробью себе голову и больше не увижу твоих глаз. А если останусь, то до конца дней буду видеть в них себя, полного кретина, на крыше, с перекошенным лицом. Я не хочу этого… – потом он снова переменился; тело поддалось усталости, лицо побледнело, под глазами выступили синяки. – Что мне делать, Алиса?
Она стояла как пораженная. Вид у нее был такой, будто она впервые видит его, а сам Робби только что выражался на чужом для нее языке. «Она как труп бледная. Как я, если бы ее не было рядом, я бы давно уже…»
По