Надев голубое кашемировое пальто, женщина вышла из дома. Закрыла за собой тяжелую резную дверь. Шурша опавшей листвой, медленно подошла к калитке. Оглянулась. Добротный, двухэтажный, из массивных сосновых бревен, дом снаружи выглядел крепышом, а вот планы на ремонт внутренних помещений рухнули с внезапной болезнью мужа.
– Боже мой! – Хельга невольно покачала головой.
Тяжело было вспоминать внезапные приступы ярости Эдварда, его безудержное стремление доказать всем, что он здоров, что он может работать, что его увольнение лишь вынужденная мера! Он вбивал мелом в грифельную доску непонятные формулы и цифры, пытаясь объяснить семилетнему сыну, как рассчитать индекс Доу-Джонса, совместив транспортный индекс с промышленным… Боже мой!
Женщина бросила взгляд на веранду. Скрипучее кресло-качалка, укрытое клетчатым пледом, тем самым, колючим. Старая газета со снимком нынешнего губернатора на первом полосе. Его срок заканчивался в конце года, и постепенно набирала обороты новая предвыборная гонка. Желтый березовый лист мягко спланировал на бумажную улыбку главы города.
Она подняла голову выше, на окна мансарды. Сквозь неплотно задернутый тюль отчетливо виден курносый нос любопытного сына. Хельга помахала ему рукой. Отворив калитку, вышла на улицу. Из переполненного почтового ящика торчали глянцевые листовки с лучезарными лицами кандидатов в губернаторы.
Глава 5. На чердаке. Дроня Маккиш
Просунув нос между оконными занавесками, мальчик смотрел, как мама медленно идет по двору. Вот она оглянулась на дом и послала ему воздушный поцелуй.
На чердаке было уютно, не смотря на разный пыльный хлам, заполнивший большую часть помещения.
Мальчика звали Андроном. Ему было десять лет, и был он точной копией своей мамы. Шапка светлых вьющихся волос и зеленые глаза придавали ему немного девчачий вид, но грозно сдвинутые к переносице брови предупреждали об опасности такого сравнения. Когда он был совсем маленьким, мама ласково называла его Дроня. Но даже когда он подрос, то все равно остался Дроней, потому что уже привык.
Мальчик осторожно приоткрыл дверцу старого дубового комода. Вдохнул аромат чистого постельного белья. Бабушка Берта была без ума от синих цветочков и всегда подкладывала в полотенца и простыни веточки засохшей лаванды. Старина-комод когда-то удобно вписывался в интерьер папиного кабинета. Но после смерти отца рабочие затащили его на чердак, куда обычно отправлялись все ненужные вещи. Папина грифельная доска загораживала большое треснутое зеркало из прихожей. Продавленное кресло с рваным поролоновым сиденьем придвинули вплотную к окну. Ржавую пружинную кровать разместили в самом темном углу. А уж вытоптанный прикроватный коврик следовало давно выбросить, а не укладывать на привычное место. Вот круглый стол стоит точно посредине чердака, а старый потертый чемодан