Дане захотелось ещё.
Он заглотил в мгновение измазанную паштетом галету. Потом ещё одну и ещё. Потроша брикет паштета, он всё намазывал его на галеты. Складывал из галет бутерброды, накладывая одну за другой, и смакуя рубил их зубами у себя во рту.
Скоро галеты кончились. От стоящей на горелке коробки разносился свист уносящегося ввысь пара. Вылизанная до блеска банка из-под паштета с разорванными пачками галет блестела голубым огоньком горелки. Даня неотрывно смотрел на зразы, обкатывая свои губы языком круг за кругом.
Зразы на горелке хлюпали кипящим жиром. По внутреннему таймеру Даня осознал, что пора. Он втянул в себя исходящий от коробки запах и обомлел. Будто лепестки императорских роз обложили его слизистую и носоглотку. Не беспокоясь за ожоги, Даня снял с горелки коробку. За болевыми спазмами в пальцах по всему организму прокатился сигнал предвкушения. Огибая невидимые преграды, Даня несколькими виражами опустил коробку на холодный пол тамбура, давая коробке остыть.
Коробочка тихонько закопошилась, остывая на полу.
– Шшшшшшшш… – повторял за коробочкой Даня и подковыривал крышку ногтем. Отогнув округлый угол крышки, он стал тянуть за неё и полностью снял.
Перед его глазами предстал отдающий светлым паром рис вперемешку с розовыми кусочками грибов, самый крупный кусок, сваленный набок, был похож на чей-то нос с горбинкой.
Даня жадно схватил ложку и начал заглатывать в себя содержимое. Жар проваренного риса обжигал грудь, в глазах темнело, Даня стал тяжело дышать, но всё равно продолжал загонять в себя ложку за ложкой. Людоедом, в чью ловушку попал невнимательный путник, он чуть ли не обмазывался тем, что поглощал, закрывшись от окружающего мира спиной. Громко чавкая, он прерывался, чтобы облизать коробку до медного отблеска, а затем снова запихивал в себя очередную порцию.
Закончив, он выбросил коробку к прочему мусору, что скопился вокруг пепельницы. Горелка продолжала потрескивать догорающими частичками сухого спирта. Даню тянуло спать, он и не боролся с этим желанием, он просто встал и пошёл обратно в свой плацкарт. Даже страх быть замеченным сержантом уже не тревожил его.
Добравшись до своей лежанки, он просто свалился на неё, закрыв измазанное сухпайком лицо подушкой. Без единого движения он впал в глубокий сон.
– Вот щенок, блять, сука, кобель, – раздался хлёсткий удар по чьей-то щеке.
– Решись уже, сука или кобель, дави его психологически, уничтожь его до его базиса, – поддерживал второй голос.
Даня продолжал лежать и хлюпать глазными яблоками, перекатывающимися под веками, он уже час находился в эйфории после поглощения сухого пайка, и она не собиралась