– И на тебе даже не повисли душевным грузом эти несколько тонн исписанной бумаги, в которые кто-нибудь изливал всего себя, а кто-нибудь вообще выписывал кровью?
– Я могу то же самое сделать через свою электронную коробочку, только тем для истории и ноосферы легче, что если случится всеобщий коллапс, то все мои переписки просто сотрёт и они никому не будут мешать. В любом случае теперь я ваш груз, Пал Алексеевич. Надеюсь на заботливое моё сопровождение. – Вова похлопал ладонями по мешкам под собой.
– Ну вот скажешь, конечно. Водочки?
Павел Алексеевич достал из полутьмы стола гранёную чекушку с подписью «Печкин».
– Я, конечно, на службе не пью. Но кто эти уставы соблюдает, давайте…
– Ну тогда я сейчас за стаканчиками, иии… – Павел Алексеевич пошатнувшись приподнялся со стула и побрёл к противоположному краю вагона. – И мы ими, так сказать, при… бух… нём… дааа.
Вова только заметил, что Павел Алексеевич всё это время был в плюшевых тапочках в форме посылок. Они шаркали по изодранному деревянному полу, с каждым шагом всё больше затихая. Затем, скрипнув, отворилась дверь, запустив в вагон мерное побрякивание колёс, и забрала его обратно, закрывшись.
Убедившись, что староста ушёл, Вова подорвался с мешков, умело приземлившись на свои берцы. Затем следующим шагом разорвал носком пакет, засыпав всё однотипными письмами, парочку из которых, поскользнувшись, превратил в нечитаемое месиво, и побежал к стоящим на правом борту вагона панельным шкафам.
Забились фанерные дверцы, забурчали что-то несвязное петли. Вова судорожно проходил глазами по всему содержимому. Автозапчасти, инструменты, набор оправ для очков, коробка стартеров, ломаные компьютерные мышки, утыканные ручками пластиковые ёжики, какие-то мешки с опухшими лицами депутатов для детских домов, находившихся в абсолютно противоположных от пути следования местах, старые пиратские диски с песнями Бутырки.
Следующий шкаф.
Изрисованный половыми органами серый принтер, шкатулки, до краёв забитые дешёвыми янтарными бусами, фарфоровая статуэтка в форме бутылки водки, кучка пионерских значков и один комсомольский, забитый в самый угол, фотокарточки голых гимназисток начала прошлого века, изъеденные молью егерские ушанки, остов гитары, бюст Зеленского, белые перевязанные бинтами конверты с пенсией.
Следующий…
Тонна канцелярии, накиданные без какого-либо смысла лекарства, чучело лисы, кучка древних телефонов, резиновый пистолет с закруглённым дулом, портрет Ежова, сухпайки…
Сухпайки…
Старший сержант стал, как снаряды из боеукладки, вытаскивать пыльные коробки с сухими пайками и в тусклом отблеске канцелярской лампы вглядываться в описание на боку коробки.
Не прошедшие его быстрый осмотр коробки улетали обратно в шкаф.
– Четырнадцатый… один… один… один… семь… четыре… один… один, нахуй…