– Ты сказал, что тебе не нравится сидеть со мной.
– Действительно, не нравится.
– Почему?
В серых дебрях его глаз вдруг полыхнуло пламя.
– Потому что это так. Потому что ты уже стала моей привычкой. Я в последние два дня почти ни о чем больше не думал.
– Ну, если ты…
– Подожди минутку, – прервал он ее. – Я должен тебе кое-что сказать. А именно: через полтора месяца мне исполнится восемнадцать. И когда мне исполнится восемнадцать, я приеду в Нью-Йорк повидаться с тобой. Есть в Нью-Йорке какое-нибудь место, куда мы сможем пойти и где вокруг не будет толпы людей?
– Разумеется, – улыбнулась Марша. – Приезжай ко мне на квартиру. Если хочешь, уложу тебя на кушетке.
– Я не могу спать на кушетках, – ответил он резко. – Но я хочу с тобой поговорить.
– Да пожалуйста, – отозвалась Марша. – У меня на квартире.
Хорас от волнения засунул руки в карманы.
– Ладно, главное – увидеть тебя наедине. Я хочу поговорить с тобой так же, как мы говорили у меня.
– Сладенький мой! – воскликнула Марша со смехом. – Так ты просто хочешь меня поцеловать?
– Да, – чуть ли не выкрикнул Хорас. – Я тебя поцелую, если ты этого захочешь.
Лифтер таращился на них с упреком. Марша шагнула к решетчатой двери.
– Я пришлю тебе открытку, – сказала она.
Хорас смотрел на нее диким взглядом:
– Да, напиши мне открытку! Я приеду после первого января. Мне уже исполнится восемнадцать.
И когда она шагнула в кабинку, он загадочно, но и несколько вызывающе кашлянул, обратившись к потолку, а потом стремительно зашагал прочь.
III
И вот он опять появился. Она увидела его, едва бросив взгляд на беспокойную манхэттенскую публику, – он сидел в первом ряду, чуть подавшись вперед, не спуская с нее серых глаз. И она поняла, что для него лишь они двое существуют в мире, где ряд густо нарумяненных лиц кордебалета и дружные завывания скрипок столь же незримы, как пудра на мраморной Венере. Это вызвало у нее инстинктивный протест.
«Глупый мальчишка!» – торопливо произнесла она про себя и не стала выходить на бис.
– Чего они хотят за сотню в неделю – чтобы я крутилась без остановки? – проворчала она себе под нос за кулисами.
– Чего с тобой, Марша?
– Да сидит там в первом ряду один зануда.
По ходу последнего действия, пока она дожидалась своего выхода, на нее внезапно накатил приступ страха перед зрителями. Обещанную открытку она Хорасу так и не отправила. Накануне вечером она сделала вид, что не замечает его, – выскочила из театра сразу после своего номера и провела бессонную ночь, воскрешая в памяти – как воскрешала уже не раз за последний месяц – его бледное, сосредоточенное лицо, его худощавую мальчишескую фигуру, его безжалостную, потустороннюю отрешенность, которая ей казалась столь притягательной.
И вот он пришел опять, и она почему-то расстроилась