– Кого?
– Иначе… я боюсь…
– Владислав, Вы… Что сейчас мелете?
– Отпусти, вот отпусти! И увидишь, много увидишь. Ты
еще молод.
– С чего ты взял, что я и… она?
– Она приехала из Швеции, верно?
– Верно, – сорвалось у меня с языка.
– Так отпустишь?
– Кого?
– Ее.
– Какой-то сумасшедший дед, – отрезал я твердо и ушел.
* * *
Ночью я залез в окно. Лика спала. Я поднес ладонь к ее ли-
цу, она дышала тихо, словно совсем не дышала. В углу стоял
дорожный чемодан. Моя тень ложилась на ее постель подобно
кошмару. Я хотел проникнуть в ее сновидения. Я нарушил ее
покой. Мое сердце сжалось… Я ушел, как уходят тени.
Глава 3.
Владислав не смог долго оставаться один. Карлик окинул
печальным взглядом окружающую Москву. Небо сгущалось
в стаю вороньих туч.
«Надо идти», – решил он.
Это незапланированное знакомство глубоко встревожило
старика.
Он собрал свои вещи, застегнул до горла кожаный плащ
и отправился к себе в каморку.
Старик жил рядом с храмом, на Берсеневской набережной,
в пределе церкви Святителя Николы в Берсеневке.
Теперь ночь показалась старику грустной. Ни одной звез-
ды, ни ветра, все застыло, как красивая подделка под стеклом.
Мир превратился в макет, и только художник медленно плыл
по мосту.
Он спустился к набережной. Холодная река казалась чер-
ной. Мелкими шагами он дошел до родной каморки. Деревян-
ная дверь была на засове.
Карлик потянул ручку на себя. Запах красок вылетел наружу.
Владислав потер нос и остановил маленькую ладонь
на лбу. Он задумался. В молодости жил в Хамовниках, потом
была свадьба, затем – спешные обороты семейных сканда-
лов. После – вторая свадьба. Приглашения, выставка авто-
портретов… Когда он успел остаться один? Когда переехал
жить в «шкаф»?
Поднялся ветер. Старик широко улыбнулся. Ему стала ясна
одна простая истина: одиночество заставило его терпеть мно-
гие вещи. Потребность доказывать правоту исчезла. Он стал
молчаливым. А этот парень разбудил в нем мирские чувства,
тягу к прошлому, воспоминания об ошибках.
Он опустил руку в карман и достал кисть. Единственная по-
друга, которая прислушивалась к его боли. Она могла умело
изобразить его просьбу на полотне, но это было так давно, что
сейчас не вспомнишь. Где все портреты? Раскуплены, раздаре-
ны?
Теперь его душа потеряла интерес к миру, и только храмы
волновали дух. Столпы, кубышки, арки, декорированные фа-
сады, семейные усыпальницы, ряды кокошников с килевид-
ным верхом, трапезное крыльцо.
Карлик снова улыбнулся. Ветер бил его по щекам.
Напротив в темной позолоте спал центральный храм Моск-
вы.
Старик