это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если
это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.
Он же сказал: иди.
И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти
к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав
утопать, закричал: Господи! спаси меня.
Иисус тотчас простер руку, поддержал его и гово-
рит ему: маловерный! зачем ты усомнился?
Евангелие от Матфея
От автора.
За искусством всегда прячется реальная жизнь. А за холстом стоит живая душа, но вряд ли даже близкий друг разгадает автора. Кто-то уверенно может указать на прототип и окажется прав, но до разгадки так и не дойдет. Художник пишет
не то, что видит, а то, что чувствует, пропуская предметы че-
рез собственный взор, направляя их в мастерскую, от которой
никто никогда не видел ключей.
Затворившись в комнате, писатель заносит перо над голо-
вой, как меч. Рука его дрожит, но что за жалкое чувство испы-
тывает он по сравнению с подлинным переживанием погиба-
ющего?! И все же его работа – запечатлеть трагедию по силе
собственных переживаний. Указать боль, которую можно ис-
коренить. Он подскажет, но все же писатель-романист – это
не врач души. Его перо превосходно опишет болезнь, но выпи-
сать лечение?
Надеюсь, что я не взялся кого-то исправлять.
Prehistory, или
Предыстория
Н. шел по размокшей от снега земле. Маленькая тропа вела
через лес к больничному двору. Сквозь сосняк проникали ве-
черние лучи солнца. Ветви деревьев искусно разрезали их,
преображая свет в сумерках. Короткий январский день плыл
вдоль Скандинавских гор и промерзших озёр в сторону тепло-
го морского течения Гольфстрим.
Н. бродил, блуждал, делал все то, чего ему недоставало
в шумной Москве. За тот небольшой путь, который он проде-
лал сегодня, окружающий пейзаж показался ему непривычно
живым и ярким.
«Скоро все померкнет, – рассуждал он. – Среди модного
искусства много искусственного. А здесь все натуральное».
Косой луч ударил ему по лицу. Н. смахнул его рукой и при-
гляделся вдаль. Белое здание восставало перед взором его от-
дохнувших глаз. Вид больничной постройки больно сдавил
грудь. Люди как муравьи бегают там. И он тоже найдет свою
беговую дорожку среди них.
Вдруг ему показалось, что содрогнулось само время, как за-
сохшая земля расслоилась на части.
«Где-то есть время, – подумал Н. – Оно правильное и жи-
вое, которое и должно быть. Часы взяли неровный счет. Они
ворвались в жизнь человека и все быстрее и быстрее погоняют
его вперед. А он не успевает, падает. Где-то там, где леса, оке-
ан и море, стирается больной нерв времени. Там будто нет ча-
сов, стрелки не торопят жить, и лишь порой бьет медный мо-
лоток двенадцать по полудню, намекая, что миру свойственно
время…»
«Как-то все не так, – продолжал рассуждать Н. – Откуда
зародилась такая скорость, такая хватка к предмету? Будто
в них залог естественной любви и счастья. Правило бегущего
сегодня: не останавливайся. Но разве можно в такой гонке
что-то успеть, почувствовать, ощутить радость бытия. Или эта
мысль рождается только за минуту до смерти, когда все окру-
жающие предметы становятся беспредметными. А взирающие
на тебя слезы – это самые дорогие минуты в твоем земном
пути. Все же мир затягивает своей невидимой силой в воронку
с черной смолой».
«Неужели из нее не выбраться?» – вопросил Н.
«Не верю!» – бездумно вырвалось у него.
Бумага прокатилась по ветру, ветер гнал ее, будто это был
сам Н. Он почесал голову и окончательно приуныл.
«Только не это, – испугался он. – Эта унылая истома дове-
дет меня до края».
Неожиданно Н. ощутил запах. Его ноздри раскрылись. Он
услышал знакомый шелест платья и насторожился.
– Это ты?
Девушка сделала вид, что она его не заметила.
– Мы вчера с вами познакомились. Помните?
Девушка бросила на Н. суровый взгляд.
– Ну,