Из отделения нас выпустили быстро, как только узнали, кто я и откуда. Заявлений ни с одной стороны не было. Необходимости обращаться в травму тоже. Короче, дело замяли.
А после мы, конечно же, пили. В Нижнем парке. Пили как обычно, то есть много. Мы с Жигаловым много, а Даша не очень – ей по росту и возрасту не положено. Димка негодовал по поводу испорченной дорогой куртки, которую мы в результате сожгли в костре, по-пьяному куражу и недомыслию, вместе с деньгами и паспортом. Я радовался, что материал получится, хоть и не такой, как планировался. К тому же удалось испортить коммунякам праздник. А Дашка смотрела на нас с таким восторженным взглядом, будто мы былинные богатыри и, не переставая, кудахтала о том, что мы открыли ей глаза на истинную суть её однопартийцев.
В результате, проводив размякшего Жигалова до дома, мы с Дашкой направились ко мне. В пути я пошлил, нёс какую-то чушь про Ленина и задвигал монархическую идеологию, но было весело. Она смеялась. Я рассчитывал на продолжение банкета. Но, доведя меня до дома, она сказала:
– Знаете, мне кажется, что «Капитал» и прочее меня больше не интересуют…
После чего погладила меня по плечу, и бодрым шагом направилась прочь.
Того, что она не переставала обращаться ко мне на «Вы», я даже не замечал…
В половине четвёртого я топтался у часовни, названия которой так и не смог запомнить за десяток лет её существования.
Место её воздвижения неслучайно – здесь, на углу одних из самых больших улиц города, во время оккупации вешали местных жителей: евреев, пособников партизан, нарушителей комендантских распоряжений и прочих, хоть в чём-то заподозренных. Напротив, через дорогу, кинотеатр «Авангард». Во дворе кинотеатра трёхэтажный дом, в котором жил, а зимой сорок второго умер от голода больной создатель «Человека-амфибии» и «Головы профессора Доуэля» писатель-фантаст Беляев. По диагонали от часовни красного кирпича дом, угловой и с балконом на улицу – верный признак богатства владельца былых времён. Его фамилию, к с стыду своему краеведческому, я позабыл давно и крепко. Ну а с четвёртого угла – приснопамятный «Сорбет».
Как ни крути, а места вокруг сплошь исторические и печально-памятные. Даже не знаю, почему точкой рандеву я выбрал именно это, но с лёгким амбре и мешками под глазами, переминаясь с ноги на ногу в тени часовни, я чувствовал себя неловко.
Она опоздала минут на десять. Выскочила из скрипнувшего тормозами такси и, замахав руками, вприпрыжку поскакала ко мне. Грации и пластики в её движениях было мало, но я не без удовольствия отметил лёгкость и непринуждённость юной девчушки.