– Как-то так. Я тебе тогда записку напишу, когда соберусь.
Про себя пообещала: никогда не напишу. Никогда! И не приду, ещë чего.
Дома я долго сидела в ванной, обняв колени. Обмякала в тепле. Бабушка молчала. Она никогда не разговаривала со мной, если злилась. Думала, что это обидно. Только мне было легче так, чем когда ругают. Не хочется огрызаться в ответ. Потом вместо того, чтобы делать домашнее задание я играла. Расстреливала на экране солдат Океанского альянса. Прошла бы на повышенный уровень сложности, открыла бы локацию Горная Федерация. В стрелялках всегда так. Обычная схема. Рисовка разная, противники одинаковые. Играла много, наловчилась, выучила. Но меня раз за разом убивали на подступах к ущелью. Проклятая невнимательность. Мысли были всякие. Смысла стараться, если там, куда я хочу попасть, может быть плохо? Если оттуда добровольно захочется сбежать?
За невыученный параграф мне на следующий день от души досталось на идеологии. Кричали, что всегда: уроки не готовят не третьеспособные, а умственно отсталые, к седьмому классу пора сообразить, что уроки домашнее задание выполняют не для учителя, а для себя, и так далее и тому подобное. Сама, конечно, виновата, но всё равно обидно.
Звездочку на руке Альке выцарапала не я. Мальчишки. Они рассказали это с жалостливым презрением. Мол, трусиха ты, Ада, что с тебя взять. А мы смогли. Я кивала. Смеялась. Не возражала. Но на уроке естествознания отвлекалась. Косилась в алькину сторону. Рассматривала красные свежие следы и вздрагивала. Казалось, резали меня, а не его. Моë внимание подозрений не вызывало. На звездочку глядели все. Шушукались. Возмутиться или заступиться в голову не приходило. Правы-то были мальчишки, а не я. И, когда потом на переменах толпа кричала Альке что-то обидное, я не отставала. Будто встречи под деревом и не произошло.
А ещё думала. Правду он говорил про интернат или нет. Мало ли. Он странный. Ведь если верить Альке до конца, то зачем хотеть первую способность? И… Мерзкий червячок шевелился внутри. Может, оно и хорошо, что я не очень умная? Что поэтому меня не заставляют изобретать такое, от чего плохо другим. Нет, понятно, что надо ненавидеть врагов, слушать приказы, как сейчас слушаешь старших и… Надо-то надо. Но хотелось же иногда послать куда подальше всех, кто много распоряжается. Ну и… Совсем уж по-честному была ещё одна причина, по которой я не ходила в спрртивные секции. Потому что там ты был вроде пластилина. Послушного, ничего не решающего, без права возразить. Делающего, как сказал тренер. Оська рассказывала, что еë на гимнастике бьют специальной палкой по рукам и ногам, если плохо гнется. На Ника вопили не в себя за лишний съеденный кусочек и набранные сто грамм веса. А я представить не могла, чтобы так. Когда дерешься, даже если толпой навалились, ты можешь отбиваться. Защищаться. И, если и не выйдет, то сделал все, что можешь. А вот так, просто позволять другим причинять тебе боль или унижать… Даже, если им кажется, что это правильно. И не выбирать. Делать набор повторяющихся