Я вспомнил, что он действительно уже говорил об этом. Возникла скомканная пауза, но сидеть молча среди бури в аду было неуютно.
– Ты можешь выбрать другую душу?
– Для начала мне надо доставить ту душу, что сейчас со мной.
– Пусть так. И всё же – зачем ты рисковал, отправившись за мной? Ведь ты никогда не доходил до этих мест, так?
Проводник покачал головой и вздохнул.
– Слишком много вопросов, слишком много. Пожалуй, было бы лучше напоить тебя черной водой из лужи, да только, на твое счастье, они замерзли.
Его тон был шутлив, но за ним чувствовалась такая назидательная просьба не поднимать эти вопросы, что я молчал до конца дня. Впрочем, день и так был не долог. Буря стихла, но за ней уже пришла ночь.
На следующий день небо вновь заволокло черной пеленой. Я с трудом встал. Холод – натурально физический – теперь явственно ощущался. Лодка вмерзла в застывший базальт, который, казалось, сам нарос на дно. Черный невесомый пепел лежал в лодке, лежал на одежде, лежал повсюду. Я стряхнул его – и он взвесью остался висеть рядом.
Проводник посмотрел вверх и сказал: «Сегодня еще один день отдыха». Я попытался заговорить, но быстро понял, что мое молчание и будет отдыхом. День закончился, едва начавшись.
Утром стало чуть светлее и теплее. Черный лед был мягче, но пепел внутри лодки будто наплавился или намерз на нее. Тьма забирала у нас судно. Проводник махнул рукой на мои попытки оттереть этот налет и велел толкать вместе с ним лодку. Мы подошли к корме и дружно уперлись в нее. Лед дрогнул, охнул и отпустил судно. Медленно-медленно, с хрустом и скрежетом лодка пошла вперед. Каждый шаг давался с трудом, нос лодки то и дело упирался в неровности грунта, которые приходилось просто проламывать, чтобы идти дальше.
В этот день я не порхал по чужим снам. Под вечер я без сил упал в лодку и сразу забылся.
Следующий день был продолжением, копией дня вчерашнего. И день, следующий за ним – тоже. А потом все дни слились в один бесконечный повтор, в котором не было ничего, кроме тщетного напряжения усилий, сжатых до скрипа зубов и подступающего к горлу неверия в то, что у нас получится доволочь эту чертову лодку до горизонта. Если раньше мы были просто тенями, то теперь превратились в тени теней. Копоть и грязь пропитали нас. На расстоянии нескольких шагов нас невозможно было отличить от кружащей вокруг тьмы. В общем-то, мы уже и были тьмой, зачем-то копошащейся в самой себе. Кажется, за всё это время я всего раз услышал живые слова. «Смерть – это работа», – произнес как-то Проводник и продолжил толкать лодку.
Но пришло время – сдался и он.
– Кажется, мы не выберемся, дружочек.
Проводник рухнул на колени, потом перекатился на спину и сел у черного борта. Вездесущая копоть облепила его, слизывая очертания тела, и без того едва различимые. Небо погасло давно, много дней назад. Скорее всего, там были какие-то