В тренде наш идиотизм. Часть I. Элайз. Лука А. Мейте

об этом городе Люцикьяна. В свое время окончив там лучший в стране медицинский университет, он уехал оттуда так быстро, как смог, обосновав это тем, что «в Столице нечем дышать». Видимо, в алистенебрарумском городе Свободной Войны ему дышалось определенно легче. Константин же встрял в спор только однажды, сказав, что морской воздух все равно лучше. Люцикьян пожал плечами и, сменив тему, принялся вновь критиковать образ жизни старшего внука. Константин сразу отказался с ним спорить, а Феликс, наоборот, вел с дедом горячую дискуссию, за которой они оба не заметили, как перешли с одного языка на другой. Я без интереса копался вилкой в тушеных овощах, все еще надеясь, что в них появится хоть что-то, похожее на нормальную еду, но мои надежды были жестоко обмануты. Ничего не имею против веганства, но сам, скорее всего, я никогда на подобное питание не соглашусь. До этого дойти надо, чтобы воспринимать как благо во имя зверушек и здоровья, а не как мучение. А для меня это мучение. Самое настоящее.

      Домой я вернулся голодный, но довольный тем, что мой друг снова находится на доступном для меня расстоянии в любое время дня и ночи. Напевая услышанную еще в машине по радио песню, я протанцевал на кухню, надеясь найти что-нибудь более весомое в своей калорийности, но моментально забыл обо всем, что хотел. Чарльз неподвижно лежал на полу вместе с осколками разбитой чашки. Я рухнул с ним рядом, трясущимися руками принявшись нащупывать пульс. У меня сердце заколотилось так, что я чувствовал его у себя в горле. Не сумев справиться со своим неадекватным состоянием, я не придумал ничего лучше, как бегом вернуться к Кечменвальдекам и попросить помощи.

      – Да не дрожи ты так, – одернул меня спокойный как удав Люцикьян, правой рукой с аномально длинными пальцами бесспорно нащупав в теле моего любимого человека признаки жизни. – Рыжий, нормально все будет, не наводи панику.

      – Может, СМСС?.. – неуверенно спросил Константин.

      – Не надо, – даже не задумываясь, ответил Люцикьян. – Помоги мне его дотащить до кровати.

      Я сидел на полу у стены, даже не чувствуя у себя на плечах руки обнимающего меня Феликса, и с ужасом смотрел, как Кечменвальдеки подняли кажущееся безжизненным тело моего мужа и понесли из кухни.

      До позднего вечера мы с Люцикьяном просидели около Чарльза, который еле дышал, но дышал! Меня трясло от переживания и непонимания, почему Кечменвальдек не собирается ничего делать, спокойно сидя у его кровати и чего-то ожидая.

      – Как вы это понимаете? – не выдержав, спросил я.

      – Понимаю что? – повернувшись ко мне, спросил Люцикьян.

      – Что с ним все будет в порядке?

      Я уже третий раз за два года наблюдал подобную картину. До врачей и больниц дело не доходило, и меня это откровенно бесило. Я не понимаю, как Кечменвальдек, сам будучи медиком, может так относиться к болезни своего друга. Очевидно, что вылечить его уже невозможно, но можно же ему как-то помочь, облегчить боль, от которой он теряет