– Я тогда на чердак пойду, – чуть подумав, сказал я и, поцеловав его, захватил ноутбук и камеру, отправившись наверх.
Удивительно для чердака, но здесь очень уютно. Несмотря на то, что, как и у всех, на нем хранится всевозможный хлам, он хранится как-то очень аккуратно, разложенный по подписанным коробкам. Только от пыли чихать тянет, но у меня, наверное, никогда не дойдут руки убраться. Мне полы-то каждую неделю безумно лень мыть.
Я устроился на старом диване у самого окна. После недолгих мучений с рассохшейся рамой удалось впустить в пыльное затхлое помещение хоть немного холодного вечернего воздуха. Я долго сидел, просто пялясь в темноту, даже не притронувшись к притащенной с собой технике. Ветер трепал отдельные пряди волос, закрывая лицо, и в какой-то момент я поймал себя на мысли, что любуюсь далекими картинами. В синей темноте тонули желтые огни фонарей и домов, и казалось, будто прямо с чердака можно услышать шум близкого моря. Я восхищался холодом ночного воздуха и гулом поездов, которые по ночам отчетливо слышно. Железнодорожный мост совсем недалеко от дома Чарльза.
Я почувствовал, что меня трясет от холода, только когда мне на плечи опустился плед. Муж сел рядом. В его руке снова была кружка с дымящимся горячим чаем.
– Ты же хотел спать, – сильнее укутавшись в плед, сказал я осипшим голосом. Глупо было так долго сидеть под ледяным ветром.
– Хотел, – он кивнул, вздохнув, – но сегодня явно одна из тех ночей, которые ты так любишь.
Он был прав. Я очень люблю тихие ночи с чистым небом. В них есть своя, играющая на душе восхитительную музыку атмосфера. А когда рядом любимый человек с горячим чаем и пледом, что еще можно желать?
Теплая для души ночь, одна из тех, когда мне даже в голову не приходит что-либо фотографировать и выкладывать в ГИК.
– Прости меня, – грустно улыбнувшись, тихо прошептал я, грея пальцы о горячую чашку.
– За что это? – так же, как и я, смотря в окно, спросил он, держа руку на моем торчащем из-под пледа колене.
– За вчерашнее… я…
– Это было вчера, – отмахнулся он. – А сегодня даже звезды видно, – он посмотрел наверх, заставив меня сделать то же самое. И правда, вдалеке сверкали еле заметные звезды.
– Мне так с тобой хорошо, – отставив кружку на пол, я обнял Чарльза. Я не представляю себя, свою жизнь без этого человека. Он дарит мне столько тепла и заботы, сколько я не видел за всю свою жизнь.
– И даже не будешь ничего фотографировать? – рассмеялся он.
– Не буди лихо!
Так мы и просидели несколько ночных часов, смеясь, занимая себя совершенно не несущим нагрузки диалогом и чувствуя себя по-настоящему счастливыми. Вот так с разницей в сутки можно биться в истерике от собственных воспоминаний и быть счастливым от одного лишь объятия и улыбки. Поразительно.
– Чарльз, –