Смотреть на ряды зрителей ему тоже не было никакой нужды, ведущий знал, что там происходит. Ровно то, что сам пожелал, как это получилось с рукояткой. Но всё же он взглянул краем глаза. Просто, чтобы полюбоваться своей работой.
Рассмотреть, как следует, мешал свет фонарей-экранов, которые змеёй вытянулись вдоль порога сцены, но и того, что он увидел, оказалось достаточно, чтобы гордиться работой. Зрительный зал разрезал длинный проход, что появился в середине и бежал от подножья сцены в самый верх. Он расползался в стороны так, словно эта пустота была плотной и сминала кресла вместе с людьми, трамбовала их, как ковш бульдозера.
В темноте зала за слепящей ширмой экранов нельзя было разобрать всё в деталях, но общая картина впечатляла хозяйским размахом. Проходы ширились, кресла сминались так, что длинные полоски рядов комкались и подбивались в аккуратные плотные ячейки, которые со сцены напоминали плитки шоколада Ritter Sport, высокие и толстые. Между ними на полу белели опрокинутые стаканы, ведёрки, из которых размытыми пятнами расплескался поп-корн. И ещё там были другие пятна – округлые или вытянутые. Они тоже белели. По крайней мере, там, где одежда не покрывала конечности.
Плитки рядов сжимались, подчиняясь движениям ручки ведущего, и когда это происходило, казалось, сами покорёженные кресла вопили и визжали, как животные под ножом. Слышался и лопающий звук, и глухой хруст, и такой, с каким выдираешь ногу из толщи жидкой грязи.
Ведущий был доволен работой и продолжал крутить рукоять.
Теперь хаос зрительного зала, наконец, упорядочился – ничего не бурлило там, внизу. Под сценой всё складывалось в ровные и аккуратные блоки.
Ровно так, как ему этого хотелось.
Икота воображения
Словно экран кинотеатра становится чёрным, когда заканчивается фильм, сон сменился темнотой. Андрей медленно открыл глаза, будто действительно вышел из темноты в светлое фойе.
Ещё минуту или две после он был уверен, что и впрямь своими руками перемолол зрительный зал.
Зачем, и могло ли вообще такое произойти хотя бы технически – этих вопросов не возникало, как часто бывает в первые мгновения после пробуждения.
Пока ещё сонный и не совсем трезвый (он выпил перед тем, как задремать), Андрей посчитал, что, провернув дело (ПРОВЕРНУВ!!! – прокричал внутренний голос), он просто напился в стельку и вырубился на этом диванчике. Такое уже случалось. Раз уж на то пошло, он и на сцену-то трезвым не выходил, не говоря о том, как заканчивался вечер после шоу.
И он мог допустить, что действительно всё это сделал. Иногда ведущего-Андрея заносило. Порой, когда он подзадоривал зрителей со сцены, крича «аплодисменты!» или «поддержите участников!», «давайте пошумим!», а толпа повиновалась,