На ниточке, покрытой наледью,
вы шепчете так неотважно:
«Но вы же ничего не знаете
про жизнь мою, а я про вашу».
Лепечет платье что-то страстное
сошедшими с ума оборками.
Воображенье платье сбрасывает,
а руки край его одергивают.
В нас так убийственно заложена
спасительная осторожность,
и замирает замороженно
любви великая возможность.
Но обручает нас заранее,
кто знает, – может быть, до гроба —
почти открытое скрывание
того, чего боимся оба.
Слова неловко запинаются.
Душа давно так не дичилась.
Но, может быть, не забывается
лишь то, что, к счастью, не случилось.
«Не жди свободы лучше человека…»
А. Стреляному
Не жди свободы лучше человека.
Свобода знает и в убийствах толк,
и если глухо лязгнет челюсть века
на глотке у тебя, ты сам не волк?
Не жди свободы лучше человека
и человека лучшего не жди,
а стань им сам! Не лезь ни в челядь «верха»,
ни в челядь верхней челяди – вожди.
Свобода по заслугам нас надула.
Как слепок человека, на века
свобода-сука и свобода-дура
убийцы, вора или дурака.
«Церковь должна быть намоленной…»
Ирине Химушиной
Церковь должна быть намоленной,
только такой, где болит
воздух от скорби немолвленой,
от молчаливых молитв.
Дому идет быть надышанным
уймой детей и гостей.
Слову быть надо услышанным
даже с голгофских гвоздей.
Ну а любви полагается
не постареть, не устать,
ну а когда поломается,
ненавистью не стать…
Последний прыжок
Израиль Борисович Гутчин
и в юности не был могучим,
но грудь ободрал о стволы
и хвойных накушался игол,
когда с парашютом он прыгал
во вражеские тылы.
Потом оказался он в нетях,
ненужный властям кибернетик,
не очень-то, в общем, в цене.
Вот бывших солдат безоружность —
убийственная ненужность
в спасенной их кровью стране.
Потом на машинке начпокал
десяток брошюр научпопных,
но было стране все равно.
Помог записать мемуары
стареющей царственно Лары
и жаждал хоть крохотной кары,
да все диссидентские нары
заполнены были давно.
И может быть, от перекрута
простреленных некогда стоп
он прыгнул, но без парашюта
в Америку, на небоскреб.
Да где небоскреб-небоскребик
в одиннадцать лишь этажей,
но здесь, в квартиреночках скромных
жив дух фронтовых блиндажей.
Для