что нахапаются,
наиграются.
А они зарвались.
Никакой им не нужен поэт.
Происходит
выдавливание
в эмиграцию.
Но поэзия – воздух души.
Эмиграции воздуха нет.
Я тот воздух России,
который по свету кочует
и ночует,
порой неуверенный —
что за страна,
но, как только отраву почует,
себя он врачует
тем, что пахнет,
как будто с лесной земляникой стога.
Мой двойник шестилетний,
за маму и папу болельщик,
мирильщик,
я запутал себя и тебя.
Но моя ли, и только, вина?
Мир запутался тоже.
Дорогу домой так отчаянно в мире он ищет
и не может найти,
а не только Россия одна.
Петербург никогда не вернется в другой Петербург —
Александра Сергеича,
как в Париж д’Артаньяна —
макдональдсовый Париж.
«Где дорога домой?» —
слышу я голоса над планетою,
тлеющей
и от пепла идей,
и от стольких других пепелищ.
Я дорогу домой
по кусочкам в себе раздобуду.
Я сложу их в одно.
За отца не пугайся,
наследник запутанный мной.
Не забуду дорогу домой.
Я иначе собою не буду,
потому что для стольких
я тоже – дорога домой.
Голос
Я из мамы в шесть утра
моментально выпрыгнул.
Как победное «Ура!»,
я чего-то выкрикнул.
Я орал, как будто по
эху истомился.
Поддержал гудок в депо —
мною изумился.
И меня, чтоб вышел бес,
чтобы тихим вырос я,
уносила мама в лес,
лишь бы там я выорался.
Дядями