и снова гранями играем
полным-полнехонькие мы.
И мы, России два поэта,
нелепо верные сыны,
не посрамим тебя, победа
так осрамившейся страны.
Джумберу Беташвили
Джумберу Беташвили,
крестному отцу моего сына,
отцу трех дочерей, зверски убитому
во время бессмысленной
абхазско-грузинской войны
С руками связанными, как злодей,
не горбясь, ты шел вдоль руин,
самый красивый из всех людей
и даже из всех грузин.
Сухуми, который ты так любил,
теперь превратился в ад,
и память о всех поцелуях разбил
на сжатых губах приклад.
Лишь с причитаньями чья-то жена
кинулась от ворот,
и мандариновую дольку она
вложила в распухший рот.
И только прощально скрипнул причал,
где трупов гора – нагишом,
и только отчаянно закричал
павлин под чьим-то ножом.
Что было потом? Самосуд? Расстрел?
Но, может быть, ты еще жив?
А я, как мой дом в Гульрипше, сгорел,
лишь похороны отложив.
А я за тебя остался, Джумбер,
в еще не погасшем огне,
и дыма сожженного СССР
из легких не выкашлять мне.
Мы все – погорельцы. Мы – крики в ночи.
Я выжил. С ума не сошел.
Но страшновато бренчат ключи
от дома, который сожжен…
На смерть грузинского друга
Джумберу Беташвили
Я друга потерял, а вы мне о стране.
Я друга потерял, а вы мне о народе.
На черта мне страна, где лишь цена в цене,
на черта мне народ, где рабство и в свободе.
Я друга потерял и потерялся сам.
Мы потеряли то, что больше государства.
Нам нелегко теперь найтись по голосам.
То выстрел за углом, то вой ракет раздастся.
Я был немножко им, он был немножко мной.
Его не продал я, и он меня не продал.
Страна – друг не всегда. Он был моей страной.
Народ – неверный друг. Он был моим народом.
Я русский. Он грузин. Кавказ теперь – как морг.
Идет людей с людьми бессмысленная битва.
И если мертв мой друг, народ мой тоже мертв,
и если он убит – страна моя убита.
Не склеить нам страну, что выпала из рук.
Но даже в груде тел, зарытых без надгробья,
друг никогда не мертв. Он потому и друг.
И ставить крест нельзя на друге и народе.
На смерть абхазского друга
Мы выпендривались планетарно,
а распались на племена,
и с ума сошел Ваня Тарба,
только раньше, чем он, – вся страна.
Все виновные – нету правых,
местью месть лишь на время поправ,
в племенных первобытных расправах,
ибо нет справедливых расправ.
И