– Ну всё, капец мотивации! – грустно заявил Клюев в тот раз. – Угощусь, ага? – и потянулся, тварь, прекрасно видя последнюю сигарету.
Лингвистический садизм: угощают по доброй воле – угощаются самовольно. Есть же закон, в конце концов: последнюю и вражина не забирает. А Клюев брал. Вежливо. И как он умудрялся столько лет охаживать акционеров?
– ОК. У кого мотивация кончилась?
– У меня.
– Увольняешься наконец? – искренне обрадовался Чечкин, ещё не зная, что для рокового хот-дога уже забили свинью.
– Увольняют… Хочешь, коробку «Мальборо» верну? За все пять лет.
Разумеется, ценную сволочь никто увольнять не собирался, как и сигареты с пачки не доросли до коробки. Но первейший принцип халявы – сострадание – Клюев освоил блестяще. В корпоративных интригах ему не было равных. Миноритарии убиенно взирали на кукиш, ведь, несмотря на «динамику роста», компания «попала в архидефолт из-за…» (санкций, инфляции, иноземного вмешательства). «Правление предлагает направить прибыль на…» (собственное развитие, корпоратив, освоение колец Сатурна). Разумеется, роптали, голосовали против, зато без пара: «Хуже бы не придумали». Когда старички получали акции, ни рынка, ни заумных терминов не существовало, а страна катилась в ад солидарно с ними. Привыкли жалеть. Не себя. И эта кроткая жалость давала фору «их олигарху» и кучерявые бонусы «их менеджерам». Впрочем, Чечкин не лучше Клюева. В межкорпоративных войнах он применял ту же тактику: сострадание, что троянский конь, раздевало конкурентов поэффективнее налоговой и арбитража. Стоило протянуть руку и сказать заветные слова «мы вместе…» (сделаем, поднимем с колен, колонизируем Марс…).
– Не хочу коробку. Контейнер вернёшь… Как думаешь, Клюев, в интернете есть мотивация?
– Это-то тут при чём?
– В интернете ни морали, ни кодекса, и совесть – за лайками, потому бизнес там процветает, а у нас загибается. Всем работу искать пора. Не слышал, что ли?
– Как это? – опешил Клюев (после неделю не приходил).
– Забей! Мы тоже процветаем. Просто у нас ресурс ограничен.
«Хорошо, что Клюева нет, тот бы и чокера на девочке не оставил». Совесть злобно врезалась в ягодицы: «И в чём ты, в сущности, лучше сущности Клюева? Тот же гадёныш, разве что в стрингах и сигаретами не побирался…» Чечкин гневно топнул ногой по луже, обдав дохлые крылышки реагентами. Всё! Довольно унылого Питера!
Гоби нарисовалась сама собой. В том том свете она всегда лезла в голову, вытесняя паршивые мысли. Явилась на выручку и здесь.