Зареванная, исцарапанная Танька в порванном платье не могла остаться незамеченной, даже если б молчала. Но она голосила так, что Мироновский папа выскочил во двор в майке задом наперед и в одной галоше. Другую он сжимал в руке.
Отвечать пришлось мне – старшей. Я широко разводила руки, вытаращивала глаза и всячески напирала на то, что соседская картошка в опасности, и мы вообще-то герои. Были. Но больше не будем. Честное слово!
Мироновский папа слушал хмуро. Потом достал из сарайчика фонарь и лопату – острое лезвие хищно сверкнуло в лунном свете, и строго велел нам идти домой.
– А зачем он на огород-д п-пошел? – от пережитых волнений у Сашки зуб на зуб не попадал.
– Не знаю… – соврала я.
Полчаса спустя, лежа в постели, я слышала, хлопанье соседской двери, суету и приглушенные возгласы в коридоре, но слов было не разобрать. Сон сжимал мою голову мягкими лапами…
Наутро, идя через двор с портфелем, я увидела, что вчерашний пролом в ограде уже затянут рабицей, репейник срублен под корень, а возле его увядших листьев лежит темная кучка. Подошла ближе: черный зверек неподвижно лежал на земле, странно вывернув сморщенные пятипалые ручки. По траве к нему тянулся липкий бурый след. Я тронула зверя носком сандалии, и он перевернулся на спину, задрав слепую острую мордочку. На шее у него темнела глубокая рана, в которой копошились мелкие мухи.
Я долго стояла над ним. Потом укрыла зверька мятым лопухом и побрела в школу.
Джон
Моя первая школа. В ней же учились моя мама и моя бабушка
После четвертого урока Александра Борисовна велит мне остаться в классе.
– Садись, – говорит она и показывает на парту перед учительским столом. – У меня к тебе важное поручение.
Я сажусь и во все глаза на нее пялюсь. Какая же она красивая – вся бело-розовая, пышная и круглая как зефир. Даже волосы круглые – в крупных желтоватых кудрях, прямо как у куклы Тани, которую мне обещали, если я буду отличницей. Бабушка говорит, первую учительницу навсегда запоминают. Значит и я свою не забуду. Смотрю изо всех сил. А она говорит:
– Да ты не слушаешь совсем! Повтори, что я сейчас сказала?
– Эээ… про имперализьм – выталкиваю я последнее застрявшее в памяти слово.
– И все? О чем ты только думаешь!
Я чуть не сказала, о чем, но вовремя прикусила язык. Вдруг Александра Борисовна рассердится и двойку поставит?
Она вздыхает и опять объясняет про какой-то смотр против имперальзьма, в котором наша школа участвует. А из меня хотят мальчика сделать – не взаправду, а так. Мне надо будет газеты продавать. Понарошку. Бегать по сцене и кричать: «Купите газеты, купите газеты!» И все.
– Я не хочу мальчиком, – говорю. – Вот если бы принцессой…
Александра Борисовна еще громче вздыхает:
– Ты уже большая