Леху жалко. У него по русскому «три пишем, два в уме».
– Дай, а? Ну дай… – канючит он.
Я готова сдаться, стою в нерешительности: представляю, как попадет завтра, если Александра Борисовна увидит, что он опять у меня списывал…
Но Лешке уже надоело ныть.
– Ах та-ак… – зловеще тянет он и быстро наклоняется – крепкий снежок, пущенный меткой рукой, ударяет мне в щеку, другой – в плечо, от третьего успеваю увернуться и сама перехожу в наступление. Но Лешка вдруг меняет тактику: целит не в меня, а в мою красавицу-бабу: вмиг сбивает с нее платок, ломает нос-сосульку. Со двора ему на помощь выскакивает брат Серега в расхристанном пальто. Вдвоем они лупцуют мою бабу снежками, разбивают ей голову. Дубасить братьев лопаткой – только пыль из них выколачивать! Шапка у меня набекрень, верхняя пуговица на шубе отлетела, шарф соскочил… Да разве я одна с ними справлюсь?! Противные мальчишки сбивают с ног, закидывают снегом, и с воплями «Мочи ее! Давай!!» азартно пинают беззащитную бабу. Над побоищем, заполошно хлопая крыльями, орут налетевшие вороны. Во дворе, зачуяв неладное, разрывается от лая Шарик, но он на цепи, и не может помочь мне.
– Вот так! – мстительно говорит Лешка, хорошенько потоптавшись на останках снеговика. – Получила! Пошли, Серега, – машет он брату и, подхватив санки, убегает.
От гнева и обиды я реву на всю улицу, оплакивая погибшую бабу. Валенки у меня полны снегу, варежки вообще неизвестно где, лопатку отняли мальчишки. Возле забора из снежного месива в кровавых пятнах раздавленной рябины, торчит бабушкин платок.
***
Наутро вся подушка у меня мокрая, сопли ручьем и горло саднит так, что дышать больно. Бабушка греет на печке молоко и выговаривает мне за вчерашнее.
В школу нельзя. На улицу – и подавно. Читать надоело, рисовать неохота, по телевизору показывают «Сельский час». Скукота…
Бабушка уходит в аптеку. Потом возвращается, обметает веником снег с ботов:
– Опять соседский малый крутится возле нашего забора. Ну попадись он мне, я ему задам! – грозится она.
Заняться нечем. Монотонно тикают часы, бормочет радио, дрынчит холодильник – в его тусклой утробе стоят аптечные пузырьки с вонючей микстурой. Расплющив нос о холодное стекло, смотрю во двор. Шарику тоже скучно. От нечего делать он гоняется за своим хвостом, бестолково крутится на одном месте.
– Отойди от окна, – ворчит бабушка, – дует.
Дни тянутся. Иногда заходят проведать девчонки из школы, приносят домашние задания. Сплетничают: Леха нахватал двоек по русскому. Хоть какое-то утешение…
– Стыдно этому радоваться, – говорит бабушка.
Чувствую, она права.
В школу меня отпускают через неделю. После долго сидения взаперти, от воздуха кружится голова. Туго повязанный шарф душит, но ослабить его я не решаюсь. Размахивая портфелем, выхожу за калитку. У забора, на том месте, где была