Август 1978 года. Прощание с детсадом
Туман
В воскресенье проснулись до петухов. Собирались, не зажигая света – пускай бабушка спит. Завтракали у сереющего окна. Зевая и поеживаясь, я пила холодное молоко и ела булку со сливовым – вчерашней варки вареньем, зачерпывая его ложкой прямо из таза. Дед с хлюпом тянул из блюдца пустой чай – он завтракать не любил.
Потом на крылечке обулись в резиновые сапоги, застегнули до самого горла куртки и, захватив приготовленные с вечера корзины, вышли на спящую улицу. Тихо звякнула за спиной щеколда калитки и постелилась под ноги дорога, обсаженная старыми липами – листва, битая по краям утренниками, но еще живая, сухо шелестела вслед. Провожала.
Дорога длинная – мимо ржавой ограды кладбища, мимо тополевых посадок, протянувшихся вдоль шоссе, через луга с почернелыми стогами, где летом на покосах трава полна душистой полевой клубники, все вниз, вниз к лесистым оврагам, полным еловой дремы.
Дорогой я вслух мечтаю, как найду царя грибов. Бабуля особо «белого грибка» просила: уж сделайте милость, добудьте. Белые – лучше всех. Их не варят, не жарят, не солят. Их сушат, нанизав как бусы на суровую нитку и повесив у печки, чтоб сытный грибной дух напитал томленые щи и кашу. Деда кивает серьезно:
– Боровик – он хитрый, не обманись, – и опять принимается рассказывать про страшные бледные поганки. Зря тревожится. Сам же учил грибы разбирать. Вернется, бывало, из лесу, сядет на крылечке – корзина в ногах: «Гляди, – говорит, – примечай, а то пойдем с тобой…»
Это у нас с дедой любимая фантазия была. Сядет со мной, твердым пальцем в бочок – тык: «Ну, – говорит, – рассказывай, как мы в лес пойдем». И я начинаю: вот придем мы – а лес густой, дремучий – под кустом заяц дрожит – волка боится. А он ка-ак выскочит из чащи… Деда, а ты волков боишься? – Не-а. – Ты ему ка-ак дашь, да? – Ага…» Ну я тогда маленькая была, верила. А теперь выросла – по-настоящему в лес иду.
Набитая тропа бежит под уклон и видно, что в оврагах стоит туман, будто извилистая млечная река прорезает холмы, перелески и тихо курится в недвижном воздухе. В низинах тоже будто молоко налито, и как донные растения стоят в нем затопленные кусты и мелкие ёлочки.
– Марь-то какая, – задумчиво говорит дед, – верное слово, к дождю это.
Лес – вот он. Темнеет мрачно. Вчуже смотрит на нас голубыми глазками цикория на опушке: «Кто такие? Чего надобно?» Раздвигаем высокие былки цветов руками, и они сразу смыкаются за нами, пряча проход.
Здравствуй лес, беззвучно говорю я, мы тебя не обидим, будем хорошо себя вести. Лес молчит, но кажется, подобрел и приветливо кивает веткой: мол, раз так, заходите…
Я трех шагов ступить не успела – ух ты, прямо под ногами первый гриб – буро-желтый моховичок.
– Востра! – улыбается деда. А сам тоже нашел два