Она казалась странной – именно это слово больше всего подходило ей. Именно странной и непонятной, из тех людей, от которых не знаешь, чего ожидать. Вся это напыщенная серьезность и сосредоточенность, крашеные волосы, и кожа – тоже какая-то странная, с нездоровым синюшным отливом.
Или это так отсвечивал лившийся из окна ночной синий свет, смешанный с бледно-рыжим сиянием настольной лампы.
Глаза директрисы, маленькие и близко посаженные, неясно сверкнули из-за прямоугольной оправы очков, когда она подняла глаза на вошедших.
Бультерьериха с почтительным кивком передала директорше прозрачную папку с документами, сопровождавшими ее всю дорогу, и вместе со строгой дамой беззвучно ретировалась к выходу. В тесной комнатке, безвкусно высветленной желтым светом ламп, сразу стало как-то свободно и слишком пусто. Словно даже вещи сжались в тесных своих углах, старательно освобождая пространство в центре, перед столом директрисы.
Кирилл осторожно разглядывал ее со стороны.
Директриса не выглядела ни угрюмой, ни злой, скорее, на чем-то сосредоточенной, но пухлое, с большими щеками, лицо ее все равно казалось каким-то жестким, словно составленным из одних только острых углов, хотя в действительности было почти идеально круглым.
Она деловито и неторопливо перебирала извлеченные из папки листы толстыми, похожими на засахаренный мармелад пальцами, и взгляд ее неторопливо скользил по черным напечатанным строчкам, изредка задерживаясь на какой-нибудь из них, потом снова перескакивал на другую, и голос, низкий, зудящий, что-то неслышно бормотал себе под нос.
А Кирилл сидел на хлипком, шатком стуле, чувствуя, как с каждой секундой еще сильнее тяжелеют и набухают усталостью веки, и сквозь сонное одеяло дремоты, слушал отдаленный сухой голос толстой директорши, бубнящей какие-то вопросы.
Имя. Фамилия. Фактический адрес. Дата рождения. Полный возраст.
Она задавала вопросы, но ей не требовались ответы на них. Только угрюмый голос накатывал волнами, принося с собой гул грозовых перекатов, и от этого монотонного, равномерного гудения нестерпимо клонило в сон. Только молоденькая девушка, все еще остававшаяся в кабинете, наоборот – притихла, но вся как-то собралась, подтянулась, то ли напряженно, то ли испуганно выжидая. В тишине между накатами низкого голоса слышалось, как она нервно щелкает пальцами.
– Юлия, – темные глазки на красном лице директрисы холодно блеснули. – Проводи нашего подопечного в его новую комнату и покажи кровать.
Голос ее оставался все таким же предупреждающе низким, а впалая улыбка казалась высеченной из камня.
И снова его, сонного, еле понимающего, что происходит вокруг, торопливо схватили за руку и куда-то потянули.
Темнота за пределами пыльной комнатки мокрым холодным одеялом облепила с ног до головы, но еще минуту назад Кириллу казалось, что он плавится