Она зашла и затряслась всем телом, как осиновый лист, глядя на тело ребенка с закрытыми глазами.
Антонов перехватил ее взгляд и поспешил предупредить назревающий крик.
– Да, живой он. Живой! Спит пока. Операция прошла успешно. Пришлось правда вырезать селезенку, но и без нее он прекрасно проживет до ста лет, если будет соблюдать диету и сильно не перетруждаться. А пока покой и жидкая пища. Недельку, другую пусть лежит, резких движений делать ему нельзя, а то швы разойдутся. Я у вас побуду несколько дней, понаблюдаю за ним, чтобы рана не воспалилась и осложнений не было. Вы не против?
– Что ты ваше благородие, живи сколь тебе понадобиться, а то и совсем оставайся. – Облегченно вздохнула мать мальчика и опустилась на край скамейки стоявшей около печи.
Через несколько часов Фёдор окончательно пришел в себя и Антонов велел его матери сделать отвар из укропа и дать выпить сыну. Утром он измерил ему температуру, оглядел шов, обработал его зеленкой и убедившись, что все в порядке, присел на скамейку и облокотившись на печку уснул.
Во сне он плыл в небесах и был невесом. Его окружали белые дома и белые улицы, белые деревья и белые птицы. Они все были словно вылеплены из облаков и их причудливые формы могли меняться. Если Антонову не нравился острый угол дома, то он тут же закруглялся, если на доме он не видел трубы, то она тут же появлялась и из нее клубами шел белый дымок. Если Антонову хотелось разглядеть птицу в небе она тут же спускалась к нему, и плыла рядом. Все было таким теплым и мягким…
– Доктор! Доктор! – кто-то стал трясти мягкое и теплое тело Антонова, чем-то холодным и мокрым.
Антонов проснулся. Он лежал на кровати утопая в мягкой перине, накрытый тонким пуховым одеялом. Ему до ужаса не хотелось расставаться с «небесами» и обретать в реальности силу притяжения. На кануне он так устал, что не мог вспомнить, как оказался в кровати.
Перед ним стояла мать мальчика, мокрая от дождя, который шел уже второй день не переставая.
– Там соседка наша пришла, дочка у нее заболела. Горит вся. Вас просят. Я не хотела будить, но девчонку жалко, – извиняющимся тоном проговорила она.
– Скажите, что сейчас приду, – спустил ноги на пол Роман. – Где умыться можно?
Женщина полила из кувшина на руки и лицо Антонова, и подала тому чистое расшитое полотенце.
Пробираясь к соседнему дому Антонов с грустью вспоминал тротуары и асфальтированные дороги. Здесь ноги увязали в грязи по самую щиколотку. «Хорошо, что Василий дал мне свои сапоги», – мысленно поблагодарил он Бурова, а то бы я утонул тут в своих кроссовках.
Девочка лет двенадцати металась в бреду и все звала кого-то.
– Не ходи туда! Не ходи… шептала она – Ксана! Ксана! – звала она кого-то невидимого по имени, поднимаясь на локти.
– Лежи, лежи, – опустил ее на кровать Антонов, и достал фонендоскоп.
– Не отдавай ей колечко… Ксана! Ксана! Не ходи туда… – снова попыталась подняться девочка, но сил