Братья были разные: Василий был худой, высокий с копной рыжих спутанных волос, Кузьма темно русый, невысокий с небольшим выпуклым животом и глубокими залысинами.
– Ну, сказывай, чо приперся? – обратился он к Ивану.
– Кому лошадь продали? – переключил разговор на себя Рябинин.
Кузьма скосил свои маленькие глазки в сторону брата и парировал:
– Какую лошадь, господин хороший? Никакую лошадь в глаза не видывали…
– А лошадь такая: – стал описывать пропажу оперативник, – гнедая, по кличке Ласточка, примет особых не имеет, разве что подковы новые.
– Не брали мы ни какой лошади, – стал оправдываться смекнувший в чем дело Василий. – Вот те крест! – перекрестил он свое голое пузо.
– Зря Бога гневишь, – не поверил ему Рябинин. – Все улики против вас.
– Х-х-то, против? – зычно икнул Кузьма.
– Улики, – повторил оперативник. – Первая, – начал он загибать пальцы, – на что пьем, гуляем?
– Ты-к-к это… – стал усердно думать Кузьма, так что на его лбу появились маленькие капельки пота, – именины справляем… – Не придумал он ничего лучше.
– А что пьем? Разрешите посмотреть, – направился Рябинин прямиком в хату, отодвигая стоящего в проходе Василия. А про себя подумал: «здесь я лицо неофициальное, а они наверняка о санкции прокурора ничего не знают, жалобу не напишут».
На столе стояла недопитая бутылка водки, рядом в миске лежала квашенная капуста, шмат подтаявшего сала, хлеб, непочатая баночка леденцовых конфет. «Монпансье» прочел Рябинин на ней.
– На сладенькое потянуло? – с пониманием взглянул он на жестяную баночку.
Под столом валялись еще три пустые бутылки из-под водки и жирная оберточная бумага. Рябинин поднял ее двумя пальцами поднес к лицу и как пес понюхал.
– Рыба копченая, – определил он по запаху съеденный братьями деликатес, ранее завернутый в бумагу.
– Иван, посчитай на сколько денег потянет это пиршество? – обратился Рябинин к хозяину пропавшей лошади.
– Рубля на три с полтиной, – оценил тот.
– Это хорошо! – улыбнулся оперативник. – Что все не потратили, а то как цыганам долг за лошадь возвращать будите?
– Какую такую лошадь? – бегали испуганные маленькие глазки Кузьмы.
– Гнедую, по кличке Ласточка, – снова спокойно повторил Рябинин, и загнул второй палец:
– Улика вторая, – поднял он лапоть лежащий у печки. Достал из внутреннего кармана блокнот, вынул из него веточку рябины и зарисованный рисунок лаптя. Размер и рисунок совпали. – Отпечаток этой обуви был оставлен преступником, который спрыгнул с забора во двор потерпевшего. Рисунок идентичен, размер обуви тоже. Показал Рябинин свой рисунок и подошву лаптя Василию, чьи ступни были длиннее и уже стоп брата. Из чего тот сделал вывод, что лапти принадлежат именно ему.
Василий замотал головой.
– Не… – не успел он закончить фразу.
– Улика третья, – продолжал загибать пальцы Рябинин, –