Эти стылые сумеречные часы пошли на то, чтобы нам как следует узнать друг друга. Скоро мне стало понятно, на каких высших целях Никицкий сосредоточен: на том, чтобы у него была родная навек женщина и близкий навек друг.
Он рассказывал мне о том, какая девушка ему нужна. Ему хотелось, чтобы она писала стихи.
– Ты надеешься, что они будут хорошими? – спрашивал я.
– Неважно. Если она пишет плохие, значит, понимает хорошие. Самое ценное – что человеку что-то хочется сделать самому.
Также ему хотелось, чтобы ей не чужды были занятия изобразительным искусством.
Я спрашивал:
– Надеешься, что у неё будет выходить похоже?
– Зачем? Ты что – не знаешь, как сейчас: чем непохожее, тем лучше?
Ещё очень желательно было Антону, чтобы девушка эта занималась музыкой.
– Знаешь, как это здорово, когда оказывается, что её любимые композиторы – Чайковский и Калинников. Те же, что мои!
– Я понял, кого бы ты хотел: бывшую пионерку, которая посещала кружки.
– Именно!
– Так бы сразу и говорил, – отзывался я, а сам уже понимал – отчасти, может быть, по тому, что, описывая образ невесты, Антон избирал для глаголов изъявительное наклонение и настоящее время – то, чего он недосказывает: что нашлась уже особа, к которой он изъявляет настоящую склонность.
Однажды, уже в сентябре, во время переезда на стоянку, которая должна была стать последней, мы из кузова грузовика долго смотрели осеннее, цветное и дождливое, кино.
– Уже и домой охота, – заметил Леонид, – а глянешь на эту красу и подумаешь: успеется. Не спешите, ребята, на квартиры.
Покачивались перед нами и помалу отодвигались вдаль мокрые серые, в пёстрых, жёлтых с красным, пежинах, сопки, и не хватало сил свести с них глаз, и от холода не хотелось шевелиться, и чувствовал ты себя навек заворожённым. Леонида, недалеко ушедшего от нас с Антоном по возрасту, мы ощущали как сверстника, и вот – думал я – он сумел дать нам совет, какого от сверстника трудно было бы ожидать. Да, хоть и надоел за три месяца дикий быт и хочется уже тёплого дома, справиться с хандрой не так уж трудно. Надо только немного возвысить подбородок, чтобы приподнялся уровень, с которого наблюдаешь жизнь – и зрелища её начнут доставлять тебе особенное удовольствие именно оттого, что устал от полевых невзгод. Тогда найдёшь в себе что-то вроде удальства, и что-то будет дарить твоему духу даже удлинение невзгод, и твоя попытка ободрить тех, кому смыться в город невтерпёж, тоже твоему духу что-то даст.
Между тем Антон Леониду возразил:
– Это – если некуда спешить.
Спустя несколько дней главный геолог предложил Никицкому и мне задержаться на неделю и отработать ещё одну стоянку. Мы молчали: эта неделя отнималась от наших каникул. «Мы же просим, а не приказываем», – прибавил в свою очередь