Тихим шагом они подходили к центру посёлка и, чем ближе он был, тем громче и чётче звучал голос проповедника. И как-то уж слишком мало походило говоримое им на проповедь. Когда вышли на пятак, Салыч увидел круглый терем без окон с чудаковатой вращающейся дверью и конусообразной крышей, наверху был укреплён динамик. Вокруг терема сидели на траве люди, в основном женщины зрелых лет, хотя встречались и мужчины. Сидели и ревели. Из динамика на всю округу разносился страдающий мужской баритон:
– Я не могу так… Я не знал, что это такое, когда шёл сюда. Выпустите меня-я… Ну, пожалуйста. Откройте дверь, я вас очень прошу-у… Звери вы или люди! Откройте… Ну пожалуйста-а!..
Салыч встал, как вкопанный. Бабы, дети и немногие мужики, все сидели на ковриках вокруг терема и размазывали слёзы по лицам. Староста приобнял новоприбывшего:
– Вот так проходит наша молитва. Грм, туда… в терем… вошёл дух… Грм… Это как бы… Но счас не с руки объяснять. С годами…
Салыч, наконец, совладал с собой и даже усмехнулся в ответ:
– Короче, он по-моему назад просится – дух ваш. Не?
– Это тяжёлый выбор… Но каждый делает его сам. Его дух скоро преобразится и получит тело.
– Да ладно, может всё-таки надо его это… выпус…
– То, что ты сейчас слышишь, это минутна слабость. – перебил староста, – Он скоро прекратит… Всё не так, как тебе кажется. Поживи, освойся и всё поймёшь.
Салыч качнул головой в знак согласия, сощурил глаза. Динамик по-прежнему взывал к людям:
– Пожа-алуйста… Выпустите, я же не знал… Не думал… Пожалуйста. Не надо… Я же жить хочу… Лена, ты слышишь? Попроси старого, Лен…
Одна из плакальщиц вдруг не выдержала и поползла к терему, но её тут же остановили другие женщины. «Не надо, не надо! Успокойся!» – причитали они, сообща уводя её прочь.
Рыдания тем временем перешли в какое-то истерическое восхваление своей жизни, это звучало так, как будто отчаявшийся человек предпринимает последнее волевое усилие с тем, чтобы взять себя в руки, и встать на тяжёлый, но благородный путь мученичества:
– Я славлю великое счастье… Господи, да за что мне?!.. Я славлю… Я славлю счастье Великого Перехода. Я славлю великое счастье, выпавшее на мою долю… Я был слеп и прозрел… Я был…
Староста торжествующе заглянул в глаза Салычу.
– Вот же бедолага – сказал Салыч сочувственно.
Как оказалось, Наида и впрямь хозяйствовала одна в доме: ни детей, ни мужа у неё не было.
Вечером Салыч с удовольствием парился в бане. То была настоящая русская баня со всеми прибамбасами, включая квас и крапиву. После помывки Наида поставила на стол самогон, закуской по случаю знакомства стал шашлык из баранины. Салыч был рад приёму. Ночью, при свечах, пока за окном лил дождь, они трахались.
В очередной раз они разнялись, и Наида тяжёлым