Эромемуары. Вадим Безанов

партнерши, Но мне это показалось не столько подлым (какая уж тут может быть подлость, если она, получив своё, нагло дрыхнет, позабыв о взаимности сексуальных услуг и ласк?), сколько попросту скучным, из чего любому сексуально развитому читателю должно быть ясно, что чем-чем, но самнофилией[12] я не страдал, то есть идейно-сексуальным клофелинщиком не был. «Всё равно что резиновую бабу еб…ть», – помню, подумалось мне, хотя я о ту пору отроду эти изделия не только не еб…л, но даже в глаза не видывал, только понаслышке тешил своё воображение активным его неприятием… Итак, я отказался от копуляции, скромно ограничившись интрафеморальным сексом (это когда елозишь членом между тесно сжатыми бёдрами партнёрши), о чём не пожалел, поскольку моей партнершей, как выяснилось позже, оказалась одна из тех строгих мамаш, что припёрлись на выпускную вечеринку приглядывать за своими подвыпившими дочками, наследственно слабыми в этом состоянии на сакральный передок. Видимо, эта ретивая родительница по ходу дела перехватывала всё спиртное, предназначавшееся её дочке, вот и доперехватывалась до темного закутка, до страстных объятий наплевать с кем, до экстаза, оргазма и выпадения в осадок. А теперь, пробудившись и слегка оклемавшись, сидит тихонько в общей зале, пытается что-то вспомнить, и переводит тревожный взгляд с одного представителя мужского пола на другого, всё более и более смущаясь их юности… Хотелось мне ехидно полюбопытствовать: как ей, голубушке, в подсобке спалось, но передумал – одновременно из жалости к ней и из гордости за свою весьма, впрочем, относительную жалость и безотносительную порядочность…

      Чтобы хотя бы в общих чертах рассказать о четвёртом по счёту опыте, следует вернуться на пару месяцев назад, когда вдруг объявилась у нас на лестничной площадке новая соседка. Объявилась, конечно, не одна, но с папой – пехотным капитаном, мамой – вольнонаёмной связисткой, и младшим братом детсадовских лет. Вся такая беленькая, бледненькая, худенькая, со строгой причёской, в юбке не выше колен. Тургеневская девушка, одним словом. Сидит на лавочке у подъезда, книжку читает. Не разобрать, какую, ибо она у неё аккуратно газеткой обёрнута, но наверняка «Вешние воды», если только не «Асю», не «Рудина», не «Первую любовь» или даже не «Дворянское гнездо». Ни с кем не контачит. Вообще. Даже не здоровается. Ну и ладно. Мы тоже гордые, нам тоже не до глупостей… И вдруг звонит в дверь. В нашу. В мою. Потому что я открыл. Больше было некому: родители на работе, брат – во дворе дурака валяет. Смотрю – глазам не верю: она! Стоит, вся такая растерянная, в домашнем халатике по щиколотку. Ах, у неё несчастье! Вышла на минутку из дому, а дверь возьми и захлопнись. Что делать? И выдающейся голубизны глазищами (вот они, оказывается, у неё какие, а то ведь было не разглядеть, раз они всегда в книжку смотрят, а на тебе даже мельком не задерживаются) из-под темных ресниц прямо в душу – морг-морг. Сама Беспомощность не могла бы выглядеть беспомощнее, а Завлекательность завлекательнее… Между прочим, чтобы