Амун осматривает заработавший прибор всего раз, делает несколько записей и больше не заходит к нему снова. Он зовет в свой кабинет только Жана и Ремидос, и она почему-то уверена – Жана бы он предпочел не звать.
– У меня есть гипотеза, – он говорит тихо, хотя никто не может услышать их за закрытыми дверьми. – Как усовершенствовать прибор.
Жан кивает – он не спрашивает, почему с ними нет остальных – и садится в кресло. Ремидос садится тоже, и они оба вопросительно смотрят на Амуна. Тот задумчиво обходит комнату, сложив перед собой руки. Кабинет его темный, экран на потолке показывает звездное небо – в любое время суток, высвечивая положение настоящих звезд. По ним Амун всегда может видеть, насколько стал тише их свет, как темная материя подбирается к солнечной системе, разрывая по пути другие солнца. Звезды светят неярко, оставляя на лице Амуна тяжелые, но мягкие тени.
Ремидос неуютно от темной комнаты и его черных глаз, она сжимает руку Жана на подлокотнике кресла.
– В памятниках древних часто бывают животные, – начинает он. – У них были приборы, похожие на наш. И они часто изображены с животными.
Он дает знак Разуму, и тот проецирует перед ними картинки – плоские, какие остались от древних. Изображения резко контрастируют с черной комнатой, и в первые секунды слепят. На них показаны сады и дома древних: разноцветные, черно-белые, на них древние занимаются с приборами – кормят, как манипуляторы, держат в руках. Амун говорит, древние всё могли делать сами, знали каждый процесс – всё то, что вложено в Разум – их знания. Приборы на картинках самые разные, с любой кожей и любыми глазами. Готовый прибор почти не отличим от человека.
На многих изображениях они стоят рядом с животными или держат их на руках. Приборы выглядят довольными, словно может быть что-то радостное в касании животных. Ремидос обегает взглядом картинки, одну за другой, но нигде нет проводов или трубочек, которыми бы приборы могли подпитываться от животных органикой, жидкостями или мясом. Картинок около двадцати, они прокручиваются по кругу, всё медленнее, давая присмотреться.
Они белые в темноте кабинета.
– Может, животные активируют прибор или как-то дополняют. Они оба выглядят полностью органически, – предполагает Жан неуверенно. – Вроде внешних комплектующих, дополнительных частей.
Это она должна была предположить про органику, Ремидос знает, она биолог. Она молчит.
Любой из них чувствует себя неуютно при виде животных.
– Мне тоже так показалось, – соглашается Амун.
Жан рассматривает изображения еще какое-то время и решает:
– Нам нужно животное для эксперимента. Пока прибор восстанавливается, займитесь этим.
Сколько сотен лет Ремидос знает Амуна – он ничего не делает просто так.
– Я позволили себе проявить некоторую, – Амун говорит это вкрадчиво, ему всегда было плевать на разрешение других. – Инициативу.
Жан кивает – не обязательным разрешением, и Амун прикладывает пальцы