– Ну, какие же мы вам чужие? – удивился Василий Васильевич. – Из узилища освободили, заботимся о вас. И не мы одни: есть ещё девушка, в вас души не чает.
Бугаев скорчил презрительную мину.
Вольский собрался выдать что-то едкое, но Розанов приказал:
– Всё, спать! Завтра ожидается долгий день. Боря, вы тоже поспите. Да-да, вы не можете спать в присутствии… Но если мы все будем спать… Вы понимаете?
Поэт задумался и коротко кивнул.
Фонарь потушили. Спутники быстро уснули. Когда Боря понял, что остался один, уснул тоже.
Проснувшись, Розанов вспомнил, что римская монета так и осталась под столом в странном и маловероятном положении.
– А всё «колода»!.. – вырвалось у Розанова.
Вольский с удивлением посмотрел на Василия Васильевича, обычно корректного и сдержанного. Меньшевик вращал в пальцах банку младенческой присыпки, найденную среди вещей Минцловой на железнодорожных путях. Пощёлкал языком, видно, примериваясь к разговору, и закинул удочку:
– Ну и мания у Минцловой. «Водобоязнь». Не бешеная ли?
– Как свинья, бегущая от Геннисарета, – задумчиво сказал Розанов. – Возможно, её поведение имеет под собой больше основания, чем абстрактная мания. Сектанты часто находятся в плену страннейших суеверий.
– Ну, вы, Василий Васильевич, и характеристику дали: была «колода», стала «свинья».
Философ перевёл взгляд на Борю:
– А что за «медитации» вам задавала Минцлова?
Бугаев скрестил указательный и средний пальцы, растопырил локти и задышал натужно.
Розанов всполошился:
– Прекратите, Боря, так можно себя до чахотки или потери рассудка довести! Эти упражнения опасны!
– Шутите, Василий Василич, какая чахотка! Здоров, как бык, – Бугаев постучал себя в грудь кулаком. – А о здравости моего мышления судите сами.
Философ нахмурился.
Николай Владиславович потянулся, и правый борт его пиджака явственно облёк некий округлый предмет, довольно крупный.
– Вижу: проступает «она», – промолвил Василий Васильевич, благоговейно простирая руку к выпуклости.
– Бомбочка, – подтвердил меньшевик между делом.
Он отмерил на ладонь хорошую порцию талька и, проникнув сквозь промежуток между рубашечными пуговицами к самому телу, яростно шлёпал рукою подмышку. Грибовидное облачко белой пыли, в конце концов, взметнувшееся из-под ослабленного воротничка, побудило Вольского оставить гигиенические процедуры и герметизировать свою одежду. Розанов, чистый и розовощёкий после умывания, с интересом наблюдал за его действиями.
– Как же мы найдём Минцлову?
– Сама нас найдёт, – успокоил меньшевика Василий Васильевич. – Не случайно же слежку приставила. Перенесла игру на своё поле, вырвала из рук инициативу и готовится гнать нас в угол доски.
Вольский всплеснул руками:
– Какая разница – Петербург, Москва?..
– Существует