Командир батальона ранен, но строй не покинул, продолжает командовать батальоном, вернее, его жалкими остатками. Наш ротный командир лейтенант Топчиев в первые же минуты обстрела попал под прямое попадание снаряда, получил множественные осколочные ранения, несовместимые с жизнью, умер мгновенно, не произнеся ни слова. Многие пулемёты разбиты. Одна только мысль об этом бросает в панику. Не знаю, что удерживает бойцов от безумства? Страх смерти, любовь к Родине или отчаянное положение, а может, неизбежность?
И всё это следствие халатного отношения к своим обязанностям, неимения достаточного боевого опыта, бравады и пренебрежения опасностью. Большинство окопов не выведены в полный рост, не откопано ни одного хода сообщения, по пустякам выдавали место своего укрытия. Короче говоря, полное неумение ведения и видения военных действий, слабая подготовка командного состава, которые все свои успехи видят в штыковом бою и криках «Ура!» в атаках! У всех преобладало чувство превосходства советского солдата над противником, которое и губит храбрецов – потомков богатырей земли русской!
Мы собрали документы, пайки и личные вещи погибших товарищей и немного подкрепились первый раз за всё это суматошное время. Я назначил караул, и мы подготовились вздремнуть, как вдруг на пороге подвала появился боец, посланный сопровождать раненого в эвакуацию.
– Товарищ командир, мы не можем ползком дотащить раненого сержанта Кротова, дайте нам кого-либо в подмогу.
– Далеко вам до берега ещё ползти? – спросил я, вскипая от негодования.
– Метров сто пятьдесят, прибавьте спуск, да там по берегу метров восемьсот, – оправдывался подносчик патронов рядовой Кореньков.
– Пулемётчик Кореньков, вы так далеко находитесь от передовой, ночь, вы что, и по берегу будете волоком тащить раненого? Ранение у него в щёку, он может самостоятельно идти, если вы вдвоём будете поддерживать его под руки, ему будет легче и вам тоже. Вы что, разум от страха потеряли?
– Так… стреляют? – растерялся боец.
– Вы ведь не на прогулке? Идите, и к утру мы ждём вас с водой и продовольствием! – строгим голосом проводил я стушевавшегося пулемётчика.
– Товарищ младший лейтенант, рядовой Варькин, если нужно, я готов помочь бойцам, – обратился ко мне вновь прибывший пулемётчик из второго взвода.
По всему было видно, что боец никак не мог успокоиться после гибели своих товарищей. «Струхнул парень, да и есть от чего. Не всякий способен пережить это», – подумал я.
– Как ваша фамилия полностью, боец?
– Красноармеец Варькин Тимофей Викторович, – отчеканил он.
– Успокойтесь Тимофей Викторович, вы нам пригодитесь здесь…
Ночь протекала какая-то гнетущая и беспокойная, я чувствовал её всеми фибрами