– Послушай, там сейчас в доме с хаджем аль-Мансури один старик-бедуин. Его зовут хадж Али. Это мой дядя. Я хочу увидеться с ним или позови его сюда.
Слуга, не говоря ни слова, исчез, потом вернулся и пригласил Касема войти. Касем шагнул за ворота и оказался в просторном полукруглом дворе, выложенном мраморной плиткой, в центре его били струи фонтана, а по обе стороны за низкой балюстрадой симметрично был разбит пышный сад, окружавший особняк в глубине двора, к которому вела высокая лестница.
Касем поднялся по ступенькам вслед за слугой и остановился под навесом перед дверью с разноцветным витражом. Слуга нажал кнопку звонка, дверь тут же отворилась, и он пригласил Касема войти. Касем очутился в просторной прихожей, увенчанной куполом с великолепной лепниной, от которого по потолку разбегался затейливый гипсовый орнамент. В раскрытые двери прихожей виднелось множество комнат, обставленных прекрасной мебелью. В одной из них Касем увидел высокого мужчину: тот молился. А тем временем слуга подал ему знак войти в одну из комнат, слева от прихожей, где сидел только его дядя, развалившись на огромных подушках, среди которых его едва можно было разглядеть, перед ним стоял низкий столик с чайными принадлежностями. Несколько минут спустя в комнату вошел аль-Мансури и приблизился к Касему, расположившемуся на циновке напротив двери. Хадж Али. Принялся представлять его:
– Вот он, сын моего брата… Касем…
– Да, я догадался, – ответил аль-Мансури, перебирая янтарные четки, – здравствуй, Касем.
У аль-Мансури были густые торчащие вверх брови, продолговатое лицо с резко выступающими скулами и огромный выдающийся вперед нос. Во всем его облике проглядывала та сила, которой обладал он в молодости, но было видно, что теперь он заметно ослаб.
Он обратился к Касему с упреком:
– Как же ты, сынок, не навестил нас ни разу, ведь столько лет живешь здесь, как рассказал мне твой дядя?
Касем смутился, его тронула простота этого человека, он чуть было не сказал: «А я и не знал, что мы родня», но, вспомнив об известности аль-Мансури, его благодеяниях и многочисленных паломничествах, он вовремя спохватился и ответил:
– Я не был достоин этой чести, сиди.
И тут в разговор вступил его дядя:
– Вот такая она, нынешняя молодежь! Не интересуется родственными узами, не ищет своей родни…
И он в который раз стал пересказывать историю прадеда аль-Мансури, который хотя и покинул деревню, но завещал своим сыновьям не забывать родных мест и своих земляков. Он вспоминал, как аль-Мансури еще юношей приезжал со своим отцом в деревню во время сбора урожая. А потом, обратившись к аль-Мансури, который, казалось, верил во все, что тот говорил, сказал:
– И все же, хадж, согласись со мной, что после смерти твоего отца, да ниспошлет ему Аллах свою милость, ты навещал нас не очень-то часто.
Аль-Мансури изобразил на лице глубокую скорбь:
– Здоровье,