– А он и вправду говнюк, – подметила Элла с неподдельным азартом, где-то в подсознании дивясь такому бесцеремонно-теплому примечанию.
– Еще тот. Может, помочь или подсказать что-то? – кивнув на сумки, проговорил Гуес.
– Нет, не надо…
– Ну ладно, – ответил он, сужая промежуток со скрипом.
– Ой, стоп-стоп. Кажется, мне именно сюда.
Скрип замер. Элла быстро зашагала и, открыв ногой дверь нараспашку, что резко издала чудовищный рев, зашла внутрь, стиснув зубы.
– Очень любезно. Хоть бы сумки взял, а не стоял как вкопаный.
Гуес на это только развел руками.
– И дверцу бы смазать не помешало. Верещит, как калитка огородная.
– Эй, что за претензии? Ты вообще кто? Пришла и бубнит что-то, как старушка.
– Ах да, я – Элла, судя по всему, ваша новая соседка.
– О-о… Кажется, за неуплату в этой секции выселение грозит только мне. Позволь спросить, в какую именно комнату ты заселяешься?
– В 40, кажется.
Она указала ладонью на визави, как бы припоминая имя.
– Что? – сконфузился уес.
– У меня есть два варианта, как тебя называть: либо неистовый погонщик говнюков, либо стойкий безымянный швейцарик.
– Слушай, а наш с тобой знакомый тебя ничем не угостил случайно?
– Ничем, кроме посредственного баяна, безымянный швейцарик.
На мгновение все затихло. Затем Гуес сдержанно засмеялся, приложив ладонь ко лбу, а милое личико Элла сделалось по-ребячески дерзким.
– Баян, говоришь? О мой бог!
Гуес зачем-то взял руку Эллы.
– Что? – она всем телом подалась назад, словно вот-вот упадет.
– Давай сумку уже.
– Да не надо уже, спасибо, неистовый…
Гуес назвал свое имя и выхватил пакет у новой соседки.
– Итак, если не ко мне и не к Донаре Васильевне, значит, в потайную комнату. Говорят, последний житель, что существовал там, в один прекрасный день заперся изнутри и вскоре вышел в окно. Такие дела.
Элла фыркнла.
– Ты серьезно? – глянув искоса, спросила она. – Хочешь сказать, это комната самоубийцы?
– Вполне.
– Откуда ты это знаешь? Мне об этом не говорил квартиродатель.
– Еще бы он тебе сказал. Об этом повествуют страшилки и легенды этого общежития. Я тебя в большее посвящу: говорят, оно построено на кладбище. Ну, знаешь, как Петербург на костях или Беламорканал. Правда, в большей степени это выражение понимается буквально, что тоже, кстати, имеет место быть.
– Что за фетиш – увлекаться всякими небылицами и легендами? – спросила студентка филологического факультета. К тому времени они уже стояли у нужной комнаты.
– Ты можешь мне по-нормальному