– А в этом была необходимость?
– Нет, естественно. Просто мы уже сколько времени бок о бок живем, а заговорили только сейчас, спустя столько дней.
– Ну-ну. Нет ничего плохого в том, деточка, что некто в беседе упомянет имя постороннего человека, если то не осквернено контекстом. Изо дня в день ты слышишь тысячи незнакомых имен, до которых тебе нет и не должно быть дела.
Непринужденный фамильярный тон даже не смутил Эллу – по крайней мере, она не выказала возмущения.
– Спорное утверждение. С чего вы взяли, что нет?
– Если ты кем-то интересуешься, значит, у тебя на него определенные виды, тебе от него что-то нужно.
– Если вы понимаете под «видами» участие и дружелюбие, то вы правы.
Несмотря на то что женщина делали глубокие затяжки, раз за разом испепеляя по три-четыре миллиметра бумаги, у нее еще оставалось полсигарты. Он вдруг ткнула бычок в банку, давая понять, что задушевной беседы не получится, и Элла решила действовать нахрапом.
– А вообще странный этот тип – наш сосед, да? Подозрительный. Всю жизнь здесь прожил, а ни добра, ни семьи не нажил. Родители-то хоть есть у него?
– Что ж ты у меня спрашиваешь? Я вас, кажется, не знакомила.
Нечто вроде улыбки сбило лицо Донары Васильевны. Да уж, сводня из тебя никудышная.
– Ну дак вы, я уверена, знаете его как облупленного – видели, как он под стол пешочком ходил.
Выдержав ощутимую паузу испытывающим молчанием, вызывающим взглядом, Донара Васильевна робко посмотрела на Эллу и проговорила еле слышно:
– Чего я только не видела.
Затем она встала, распылив пепел, сунув пачку сигарет в карман, и зашаркала к себе в комнату.
Сиплая хрычовка в совдеповском дезабилье! Такие потому и молчат, что выдают себя каждым звуком. Ноготки-обрубки, лохмы напомаженные, взгляд вороватый – того и гляди вылетит из рукава монтажка в газете, промасленной селедкой, и упадет тебе на голову. Помнится, была у них в садике воспитатель Вилена Игоревна. В глазах стоят ее подусники, когда сердце от страха замирает. Элла! Что за имя такое гадкое! Вырастешь – будешь бабочкой ночной порхать, ребенок солнечный. Вечно тошнило от этих желтых запеканок. Блин, какая же она дура! Что она наделала…
Элла подошла к умывальнику, включила воду, что гортанно забурлила у решетчатого слива, закупоренного всяким сором, и омыла свое чистое лисье личико. Из зеркала на нее посмотрело влажно отфильтрованное угрюмое отражение с немо застывшим вопросом на устах, о котором можно было только догадываться. Вот еще – загадочная улыбка Мона Лизы. Ты думаешь, что знаешь обо мне все, а на деле ты просто куцый щенок, пытающийся прикусить собственный хвост. Гав-гав, проклятье, ты вечно в шаге от цели, в одном мгновении, что равносильно целому веку! А что бы было, если бы она родилась в этой комнате? Возможно, разношерстные страшилки давно бы прославили ее имя, так как до сей поры она бы