Механический человек. Иргали Фарукович Гильфанов

было далеко не так, что уже успел многое повидать и понять о нем, и прийти к некоторым весьма неоднозначным и довольно спорным с точки зрения некоторых товарищей, и отчасти даже печальным и неутешительным выводам относительно него, то бишь мира, и в некотором смысле даже пресытиться им. Но его активная и деятельная натура не позволяла ему халтурить, как не давала и возможности отступить и удовлетвориться и довольствоваться достигнутым, потому что он хотел узнать и понять всё, и он упорно продолжал свои мучительные изыскания в данной области и на данном направлении и рискованном поприще. Он продвигался медленно, но верно, на почве этих своих мыслительных изысканий, иногда словно бы ощупью, во всем полагаясь на свою интуицию (а что ему ещё оставалось делать при данных сложившихся обстоятельствах?), стремясь достигнуть гораздо большего и продвинуться здесь так далеко, как это только возможно было для него при его скромных силах.

      Усталость, безмерная и всепоглощающая усталость, целиком овладевшая им и поглотившая его, навалившаяся и накрывшая черным покрывалом как тьма – откровенно говоря, вот что ощущал он в последнее время. Андрей поднял глаза на окно. В комнате уже успело изрядно потемнеть, словно бы тьма, пробравшаяся внутрь него, потихонечку выбралась наружу – в комнату, и отобразилась в ней, отражая и выражая его настроение. Хотя, впрочем, в этом не было ничего удивительного – ведь стоял уже поздний вечер, наступали синеватые сумерки. А за окном с неба вдруг начала сыпаться снежная крупа, и это в самом-то начале осени, какой казус! Он вспомнил, как мальчишкой любил ходить среди окрестных пригородных перелесков и березовых колков, природа которых с виду была отчетливо скудна и как будто бы неказиста. Но ему нравилось часами бродить здесь, разглядывая деревья, кусты и траву, местами серую и чахлую, а местами зеленую, по колено и выше. Его воспитывал приемный отец, потому что настоящих родителей лишили родительских прав, и он не любил вспоминать о них, ведь никаких приятных чувств эти воспоминания у него, в сущности, не вызывали, лишь только способствуя развитию озлобления и ненависти. Ведь самым главным и существенным способом общения с ним и одновременно методом воспитания они считали побои и оскорбления, в которых были поистине неистощимы и изобретательны фантазией. Приемный же отец воспитывал его хоть и в строгости, но в справедливости, разумеется, так как он её понимал, не позволяя себе ничего лишнего в отношении него, никакой жестокости, но в тоже время ни отступая, ни на сантиметр, ни на йоту от видимо давно намеченного и разработанного им плана воспитания и своих требований, довольно суровых и как он считал необходимых.

      Электричества в квартире не было, оно отсутствовало как явление цивилизации по причинам неясным и туманным, и свет включить было невозможно. А значит, следовало привыкать к темноте, к движению впотьмах. И, слава богу, что нет электрического тока, подумал Андрей, а не то включили бы сейчас телевизор, не удержавшись, а там как всегда и все то же –