– Ну что за милота, – непроизвольно улыбнулся я, уже не удивляясь неожиданно появившейся у меня чисто девчачьей манере умиляться всяким няшным зверушкам типа котят и щенят. – Мне как-то надо тебя назвать. А как? Я ведь даже не знаю – ты мальчик или девочка? Наверное, надо бы придумать нейтральное имя. Кого-то ты мне напоминаешь, – я напряг свою память, и перед внутренним взором появилась красноглазая белая мордочка с почти такой же улыбочкой «до ушей, хоть завязочки пришей». – Точно! Круш Лу́лу из «Оверлорда». Но она, вроде, девочка. А ты? Тебя как назвать: Круш или Лулу?
Мой будущий секьюрити моментально спустился с плеча и заметался по кровати. Затем он замер, уставившись на меня своими круглыми глазами. Наверное, хотел мне что-то сообщить, а как – не знал. Интересно, эти животинки разумные? Надо проверить.
– Давай мы с тобой поступим так: я буду говорить имя, а ты как-нибудь изобрази, нравится оно тебе или нет. Понятно? – спросил я, не надеясь, что получу вразумительный ответ.
Ящерка опять улыбнулась во весь рот и завиляла хвостом. Следовательно, это означало у неё согласие.
– Круш, – сказал я, с нетерпением ожидая реакции.
Геккончик снова заметался по кровати и начал закапываться в одеяло. Значит – ответ «нет».
– Лулу! – позвал, уже зная её решение.
Хитрюга высунула свой нос из-под одеяла, выбралась полностью наружу и одарила меня своей коронной улыбкой, энергично виляя хвостом.
В этот момент в комнату зашла мара Исия с подносом, на котором находился наш с Лулу завтрак. Когда женщина поставила поднос на стол, я представил их друг другу:
– Мара Исия, это – Лулу. Лулу, это – мара Исия. Прошу любить и жаловать.
Глава 7. Пробуждение дара
Нередко дар богов бывает
божьей карой.
Жан Расин
Жизнь налаживалась. Я вполне комфортно устроился, проблем с финансами не испытывал, кормёжка – вкусная и регулярная, отношения с родственниками, можно сказать, наладились. Отец стал относиться ко мне с уважением после того, как я вскрыл нарыв на его совести, мачеха была со мной мила, как и раньше, но в её голосе перестала так явно чувствоваться фальшь. Сестра, оставаясь избалованной и капризной девочкой, прекратила мне пакостить явно, хотя иногда, по старой привычке, проявляла свой несносный характер, ревнуя меня то к отцу, то к асору. Я же старался проявлять к ней терпимость, помня о годах «тяжёлого детства», когда младшенькая служила инструментом в руках своей матери. Мы часто играли, а я между делом пытался вложить в её прелестную головку правильные мысли о взгляде на жизнь.
У меня имелся опыт общения с младшей сестрой в своей прошлой жизни,