– В тайге, дочка, всякое бывает. Но, слава богу, обошлось. Звонка жаль, погиб наш Звоночек. А не он, то неизвестно, сидел бы я с тобой сейчас. Я ведь без ружья пошёл, не те годы, чтобы столько вёрст по горам его тащить на себе, а весной в тайге без оружия опасно. Думал, пронесёт, но не избежал встречи с бурым. Пристал как репей, не собаки, так съел бы меня. Голодно в тайге, вот он и прилип ко мне. Достань-ка в том шкапчике ту, что в зелёной бутылке. Надо мне отоспаться за всю неделю, а без пустырника это не всегда получается. Много не лей, половинку и хватит. Сама тоже можешь пригубить, не боись, разбужу с первыми лучами. Расскажи пока, что с твоим японцем, больным с твоим, с Михаилом. Что плохого, что хорошего?
Из рассказа Тимофей узнал, что Михаил был жив, но дела его не становились лучше. Как и было велено, Ядвига делала компрессы и натирала тело медвежьим жиром. Нашёлся и уксус и чеснок, и со стороны казалось, что больной идёт на поправку, но, на самом деле, Синтаро лучше не становилось. По-прежнему, из лёгких отхаркивалась кровяная слизь, но что было ещё хуже, с каждым днём иссякали в нём силы. И без того тощее тело сделалось прозрачным и слабым, никакую пищу организм не принимал, больной почти не спал, мешала боль в груди.
Выслушав рассказ, старик неторопливо выпил рюмку, после чего долго втягивал воздух, словно продлевая действие настойки. После этого он медленно поел нехитрой похлёбки из пшенной крупы, поднялся, и стал перебирать котомку.
– Далёко я ходил в этот раз, ох и далёко. Давно был в тех краях, но, слава богу, не забыл дорогу. Слушай вот… Был у меня случай, ещё в Забайкалье, где я когда-то жил. Я ведь из казаков происхожу тамошних, и там с одним из дружков моих случилась беда, лошадь его стукнула копытом, да хорошо, прямо в сплетение. Месяц не вставал парень, и всё хуже ему было и хуже. Все средства перепробовали, даже попа в дом приводили, а он кроме молитвы ничего не знает. А тут один бурят мимо шёл, тоже, вроде попа ихнего, по-нашему шаман. И постучал к ним на ночлег. Нигде не пускали, а в том доме, хоть и дух покойника уже стоял, пустили. Бурят зла не держал на казаков, как зашёл, так сразу и понял, что это дух его вёл в этот дом. Ведь если бы он где в другом доме остановился, не увидел бы этого, кого жеребец лягнул. Они этого бурята, чем богаты были, покормили, а он возьми и попроси осмотреть больного. Тот уж едва дышал, так далеко зашло всё, белый уж весь, что полотно, кожа да кости. Тогда этот шаман что-то своё, шаманское посотворял, траву какую-то пожёг, как у них принято, со своими молитвами, а потом попросил простой воды в стеклянном графине, и добавил в него некой соли что ли, вроде извести белой, так она выглядела. Он, значит, разбавил её в воде, подождал с полчасика, чтобы всё растворилось как следует, и дал больному выпить. Тот с трудом, но осилил стакан. Воду он пил. Утром уже просит поесть, вроде как полегчало, у него к утру жижа из лёгких пошла. Бурят сразу понял, что дело на поворот пошло, и тут же засобирался в дорогу, но оставил им