–Имя твоё?– удивилась госпожа.
–Гвинет.– хрипатым голосом ответила она.
Гвинет, ох уж, эта Гвинет, безродная тварь, помесь итальянского сапожника и портовой шлюхи. Сколько руки не мочи водой, они так и так будут по локоть в крови, эта фраза сполна описывает Гвинет. Впервые, она покромсала человека в пятнадцать годков, тогда жертвой пал бывший кавалер и его очередная возлюбленная. Замызганная кровью, своего уже бывшего кавалера и его пассией, Гвинет не прекращала измываться над телами убитых и продолжала втыкать в них кухонный нож. Обагренный кровью фонтан, хлестал ото всех сторон, не тела, а сплошь кровавое месиво, оставила после себя Гвинет, и как ни в чём не бывало, она тихоходом смылась с места преступления.
И теперь, она поставила себе задачей покончить с супругой короля и вдобавок ко всему войти в историю. Последнего она желала поболее остального, чтобы все до одного, от последней рвани и до знати, помнили её, как убийцу, чтобы простой народ, поджав хвосты, лихо обращались в бегство от одного лишь имени Гвинет.
–Ну что ж, начинай.– госпожа, улыбнувшись, подалась назад.
–Уже.
Она тотчас выхватила свинокол и стала подбираться к добыче, неторопливо, осторожной поступью. По обе стороны Лайлу держали поджарые мужики и не давали ей законного права избежать участи остроконечного ножа. Гвинет по ходу дела заметно менжовалась, убивать ей, понятно, не впервой, но не всякий день тебе выпадает случай заколоть супругу короля. Дощатый пол натужно скрипел, мраморный камин чадил неистовым огнём, без оглядки и толики страха, она настигла жертву и довершила начатое. Широким замахом Гвинет воткнула острое лезвие прямо в пузо и стала вращать нож вокруг оси.
Платье обагрилось кровью, и жалкий хрип вырвался из груди. Лайла не кричала, лишь кряхтела и цедила бессвязную речь, никто не понимал, что именно она говорила, но волне безумия Гвинет обрела единомышленника, в лице трёх одичалых жизнью псов. Они обступили её своими телами и закололи Лайлу, как последнюю свинью. Безумцам было мало ножей, потому они добивали Лайлу ногами, уже мёртвую и всюду побитую. Сама Гвинет по локоть была в королевской крови. Звери едино отпрянули от добычи и разошлись по сторонам.
Но тут из–под стола возник Артур, он тяжело раскинул детской рукою пол увесистой скатерти, снёс отцовский стул и бросил к ногами убитой матери.
–Нет, мама– разревелся Артур.
Мама… Мама… Мама… Сердце госпожи трепетно откликнулось на зов ребёнка и ледяные оковы чернющей злобы в одночасье пали. Завертелись, закружились шестерёнки воспоминаний давно минувших дней, точно часы пошли на круговерть, тик–так, тик–так и вскоре врезался ей в память облик сына своего, Мартина. Месяц… Прошёл целый месяц, как сгубила его холера, а он до сих ей мерещился во снах. Последние дни Мартин с горем пополам доживал на мягкой перине и, вспотевши до трусов, он сутки напролёт