И, как в детстве, – не успеешь даже сосчитать до двух —
от просёлочного ветра вновь захватывает дух.
* * *
Птицы хлынули опять,
города поют и веси.
Им теперь не время спать —
это время новых песен.
Воробей на ветку сел,
пахнет забродившей брагой,
и уже тяжёл и сер
ыхлый снег, набухший влагой.
День встаёт из-за леска,
ярким, ясным светом залит,
и совсем уже близка
наша встреча на вокзале.
И теперь запретов нет
ни на что: я смел, как птица,
и шагну я в новый свет,
чтобы в нём не раствориться,
чтоб с приливом свежих сил
я в другой перезагрузке
песни птиц переводил
с поднебесного на русский.
* * *
Повсюду цвели мандарины, и гальку слюнявил прибой.
Зачем мне судьба подарила ту первую встречу с тобой?
Я снова её вспоминаю, да разве забыть я бы смог
ленивое марево мая
и море ручное у ног?
Но быстро летели недели, свой счёт уступая годам…
За веер той белой метели всё в этой жизни отдам.
За эти туманные дали, за эту безбрежную гладь,
за то, что никто не подарит,
и что никому не отнять.
* * *
Вот я встану сейчас и скажу,
что я тоже с трамвая схожу.
Нет, с ума я еще не схожу,
нам, наверно, давно по пути,
не спешите так просто уйти.
Постарайтесь хоть что-то понять.
Посидим. Еще, кажется, пять.
Помолчим. А над городом – дым.
Я, как он. Я таким же седым
растворюсь в частоколе оград.
Что-то спросите.
«Да, – невпопад
я отвечу. – О чем это вы?
В этом мире так много травы.
И любви. Поглядите, она
даже в воздухе растворена.
Дайте руку, уйдем поскорей
от домов, от машин, от людей,
и в лесов голубой окоём
грусть свою навсегда окунём,
все забудем…».
Но лязгнет вагон,
вы сойдете, лишь ветер вдогон.
Только дым. И несусь я опять
одинокие ночи считать.
В эту комнату с пылью в углу,
в эту сизую плотную мглу,
где броском в амбразуру окна
вдруг влетает гранатой луна.
* * *
Дождь августовский, слезою прощальною вымой
окна и крыши, чтоб вновь я услышал, как прежде,
шорох листвы, словно шорох одежды любимой,
чтобы еще оставалось местечко надежде.
Чтобы душевная смута и черная зависть,
грусть и разлад унеслись с прошлогоднюю прелью,
чтобы я чувствовал снова, что я растворяюсь
в женщине этой, как зимнее время в апреле.
Музыкой слова, гармонией струнного лада
душу