Когда наступает высокая зрелость,
душа принимает не сразу её.
Ты мне нужна не для меня
* * *
Ревут аэродромные поля.
Торопимся. Куда-то улетаем
вслед птичьим стаям. Как они, растаем,
над белой беспредельностью паря.
Нам мало этих городов в дыму —
найти бы угол там, где смертный не был.
Не так ли роща тянет руки к небу,
сама не понимая, почему?
* * *
Не надо грустить и сердиться не надо:
всё это покажется глупым и лишним,
когда наступает пора листопада,
стартуя бесшумно, как опытный лыжник.
И ночь-кобылица по травам белёсым,
по стынущим росам промчит, вороная.
И вздрогнет, как будто очнувшись, береза,
янтарные слезы на землю роняя.
Все ветви её обозначились резче
и тянутся к небу, как чуткие руки.
Так женщина плачет от радости встречи,
не зная, что это – начало разлуки.
Но так ли уж важно, что кончилось лето,
и листья несутся у водораздела.
Лишь только бы радость мгновенная эта
хотя бы однажды душой овладела.
* * *
Ты небу близкая родня.
Оно совсем неподалёку.
И ты нужна не для меня —
я научу тебя полёту.
Я словно сказочный Левша.
Я для того живу на свете,
чтоб обрела разбег душа
и крылья трепетные эти.
Забудь про все свои все дела,
теперь твоё предназначенье —
жалеть, что долго ты жила
без ощущения паренья.
Теперь даровано судьбой
узнать: ты у границы рая,
и под тобой, и над тобой
лишь небо – без конца и края.
Я свято выполнил зарок,
я жил потерянно и немо,
но я зато тебя сберёг,
я сохранил тебя для неба.
И луч надежды не потух,
светил он, как прожектор, ярок,
когда я верил в высоту,
что принесу тебе в подарок.
* * *
Давай, водила, жми на все педали,
мы не боимся Страшного Суда,
ведь мы сейчас впервые испытали,
что потеряли что-то навсегда.
Мы уезжаем. Можно оглядеться.
Велюр тумана ластится к реке…
Ну что ж, давай с тобой простимся, детство,
ты остаешься в этом далеке.
Но как случайно сказанное слово
напомнит то, что унеслось, как дым,
так лунной ночью нам приснится снова,
что мы, куда неведомо, летим.
* * *
Я не истратил весь свой пыл.
Пусть много суеты.
тебя я видел средь толпы,
но исчезала ты.
И в этом городе большом,
что был душе не мил,
к тебе я приближался, шёл,
увы, не находил.
Пойми, мне только двадцать лет,
и тверд