– Что? – спросили мы.
– Спит Жучок… будить жаль!…
Дверь перегородки отворилась, и при слабом мерцании ночника мы увидели нашего товарища, свернувшегося клубком на скамейке, прикрытой соломой.
Филя зажег стеариновый21 огарок и поставил его на табурете, рядом с жестяной кружкой и корочкой черного хлеба.
– Осторожней с огнем, барчуки! – посоветовал нам Михеич и вышел.
Мы поспешно выложили из карманов запасы провизии и после того растолкали спавшего Жука.
Он вскочил, протер глаза, посмотрел на нас, потом на огарок и, наконец, на съестные припасы…
– Это мне?
– Ешь, Жук! – сказал Филя.
Он не заставил себя упрашивать…
Проглотив последний кусок, Жук взял в руку огарок и посмотрел, не упало ли что случайно под скамью и под табурет; но там ничего не оказалось.
– Все! – произнес он, успокоившись, и прибавил:
– Все! А казалось – так много…
Я не спускал с него глаз: лицо его осунулось, и он стал как будто меньше.
Филя заговорил первый:
– Это Сеня подговорил меня придти к тебе, Жук, – сказал он.
Жук улыбнулся, положил руки мне на плечи и принялся меня рассматривать, поворачивая то в одну, то в другую сторону.
– Ты из лазарета, Сенька?
– Да, Жук!
– Что же Карл Иваныч сказал? Пройдет это? Следов не будет?
– Ничего не будет! – вскричал я.
Улыбка сбежала с лица Жука; он глядел серьезно…
– Знаешь ли, Жук, кто швырнул в тебя географией? Ведь это не он…
– Знаю!
Он вздохнул, привлек меня к себе и посадил рядом. Филя присел с нами на краю скамейки.
– Какой же я осел! – заметил Жук, и затем сказал: – Ты на меня очень сердишься?
– Нисколько!
– Если так, – вскричал Жук, – если так, то ты, Сенька, должен исполнить мою просьбу!..
Со свойственной ему живостью он вскочил на ноги. Я тоже. Скамья опрокинулась, и бедный Филя грохнулся на пол.
Жук привлек внимание Михеича.
– Эфтого нельзя, барчуки! – сказал он, показываясь в дверях и грозя пальцем.
– Можно! – возразил Филя, поднимаясь с полу.
– Какую же просьбу? Какую? – приставал я к Жуку.
– Дай сперва слово, что исполнишь.
– Изволь…
– Просьба вот в чем, – сказал Жук совершенно серьезно. – Хвати меня так, чтобы в ушах зазвенело… понимаешь?
И он подставил мне левую щеку.
Филя, присоединившийся было к нам, благоразумно отскочил в сторону.
– Вот так, как меня тогда, – пояснил он мне издали…
– Ты шутишь, Жук?
– Не шучу! Ты дал слово…
Довольно звонкая пощечина раздалась под мрачным сводом карцера.
Филя привскочил от восторга.
Один Жук казался недоволен:
– Не то, – молвил он, тряхнув головою, – не то, совсем не то…
Симпатичное