Двойная ударная
стопа, мой Амфион, требует двойной паузы, верно?
Она же не делает этого и прочитывает всю строку
на одном дыхании.
– Пусть выслушает меня мой господин… – рабыня прижала обнаженные руки к груди и протестующе затрясла головой.
Жасмин упал на мраморный пол.
– Сколько получилось, мой Амфион?
– Четыре, мой господин, – Амфион для верности поднял костлявый кулак с отставленным большим пальцем.
– Четыре. Это значит, – он вздохнул, – четыре удара розгами.
Девушка вскрикнула и повернулась к колонне, закрыв лицо руками.
Ах, какие трогательные лопатки.
Нет, дурак не понимает, мигай не мигай.
– Или, – сказал он внушительно, – или продажа. Ты слышишь, Амфион?
– Да, мой господин.
– Нам не нужен плохой товар. Как ее зовут.
– Лев… Левкайя, мой…
– Да. Так вот, и она, как вы все, должна знать, что я строг, но справедлив. И при своем домоправителе я говорю: розги или продажа. А слово свое держать я умею.
Не перестарался?
В самый раз.
Наступило молчание. Неслышно вздрагивали острые лопатки под прозрачной туникой, словно пойманная птица пыталась взлететь от мраморной колонны.
Он подошел совсем близко, встал так, чтобы загородить спиной бестолкового Амфиона.
– Правда, – сказал он вкрадчиво, – я не только строг и справедлив, но и милосерд. И в моих силах облегчить тебе наказание, ибо в этом случае розги будут в руках у меня. А я не люблю наказывать маленьких красивых девочек. Я
Одышка,
слишком
совершенно ненужная одышка.
мягок с ними.
Птица перестала трепетать крыльями.
Успокоилась.
Он вернулся к ложу, отщипнул виноградину, кинул в рот, покатал языком.
– Ешь, – сказал он радушно. – Фрукты. Устала после стихов.
Молчание.
Бывает.
У животных это бывает. От страха некоторые из них впадают в оцепенение.
Он подождал еще немного, барабаня по столу.
– Ну? – сказал он наконец.
О боги, как же ее зовут?
– Ты выбрала?
– Да, мой господин, – сказала она еле слышно.
– Говори, говори, я слушаю.
– Продай меня, мой господин, – сказала она еле слышно.
Он машинально раздавил виноградину зубами и с отвращением сплюнул.
Экая кислятина.
– Ну что ж, – сказал он, – ты сама
Посмейся, Флакк, посмейся.
выбрала свою судьбу.
Ты старая лысая обезьяна.
Амфион, уведи ее.
Он прошелся по мраморным плитам, успокаиваясь. Заметил писца, старательно перебирающего свои рукописи.
– Продолжим, –