ISBN 978-5-4496-6222-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть третья
Человек.
Чужой.
Нет, не чужой. Вырядился. В белом хитоне… Отсюда не видать, но я не удивлюсь, если красавец писаный. Тогда все сходится.
Что сходится?
Хорошо, что я стар. Мне не грозит ничего, кроме смерти.
Что ты несешь?
Хорошо, что я пьян. Иначе мне пришлось бы хоронить свое любопытство и обманывать самого себя, что не осталось иного удовольствия, как только потрепать языком с незнакомцем.
Отсюда и не видать, мужчина или женщина.
Эх, старый дурень. Женщина? Одна? Здесь, в Зарыданье?
От дурня слышу. Почему и нет, если пришлый? Слышал я от стариков, сам будучи отроком, что за нашими горами, – да не за этими, – за нашими! – так вот, за нашими горами, там, куда падает тень от палки в полдень, встают еще более высокие горы, а за ними – земля, гладкая, как речь льстеца. И землю эту заселяют люди, у которых верховодят женщины – с власами до земли и одной грудью. Они…
Враки.
Это он.
Так вот, они…
Насчет кувшина ты прав. Налью.
Или подождать?
Нет, налью.
От смерти не убежишь.
Кха! Кху! Ху! Хух!
Уф…
И как эллины пьют вино, разбавленное водой? Пить вино, разбавленное водой, оцени сравнение, все равно, что познать девственность, разбавленную другим мужчиной. А?
Точно.
А вот насчет стариков, разбавляющих истину ложью… Не ко всем это относится.
Я о тех, кто достиг того возраста, когда лгать становится трудно. Словно оскверняешь рот. Ну, если только самую малость прихвастнуть…
Хорошо, что овцы окотились.
Да не бойся, правда, не бойся. Жил, не жил…
Сбил с мысли. О чем это я? Да… А что до женщин… Они живут в узком круге ограничений, половина которых – от природы, но только половина. Остальное навязали им мы. Да…
Налью. Этот овечий сыр! От него ну просто пожар во рту.
Кха! Кху! Ху!
Уф…
Ничего. Наш круг больше, но мы знаем, что это тоже круг, круг ограничений. Но они, выйдя из своего круга и попав в наш, этого не знают. Они не знают границ этого круга. Поэтому женщина способна превзойти мужчину – как в доблести, так и в низости.
Человек – радость. Незнакомый человек…
Человек, я говорю, – радость, а незнакомый человек – радость вдвойне. Мир тебе, добрый чужеземец, и пусть солнце одинаково освещает и твою голову, и мою лысину, и эти камни, и этих овец. Они окотились, и это хорошо, потому что я могу позволить себе радость выбрать для гостя самого аппетитного ягненка. А еще кувшин с молодым вином, а еще овечий сыр, пахучий, как подмышка разгоряченной любовью женщины, а еще студеная вода из родника. Ну, если этого мало, я добавлю это солнце. Бери. Дарю. Оно твое. Ха! Кха! Кху! Ху!
Уф…
Скажи, скажи.
Это была шутка.
Прости выжившего из ума старика, у которого одна радость – потрепать языком с незнакомым человеком,
хотя бредни его сродни журчанию родника: его не слышишь, пока не одолеет жажда.
Однако слова словами,