Торт! Свечи! Ну, конечно, как я могла про это забыть? Папа же сказал, что если задуть свечи, то любое желание исполнится! Но только если, это действительно твоё желание! А как оно не может быть моим, если я люблю папу больше всего на свете? Мама… Да, я хотела, чтобы пришла мама. Хотела увидеть ее. Но с ней же всё хорошо. Смогла же я без мамы пять лет? И дальше смогу. Никогда ее не увижу – ну и пусть… Главное, что с ней всё хорошо. Да. Я загадаю всего лишь одно желание. Больше никогда в жизни ничего не попрошу. Пускай это желание будет уплатой за все мои будущие неисполненные мечты. Я должна поговорить с папой. Я попрошу, чтобы папа был снова со мной.
Я пригнулась. Неподалеку от меня, согнувшись от ветра и снегопада, идёт мужчина. «Где же Вы раньше были? И откуда сейчас взялись?» – с невыносимой болью думаю я. Должна ли я подбежать к нему? Нет, нельзя. А вдруг он мне помешает? Вдруг не позволит притронуться к торту? «Спасайся! Что ты делаешь?!», – мелькнул у меня в голове голос отца. Я смотрю на папу. Я больше не заслуживаю хорошей жизни. Я больше вообще ничего не заслуживаю. Слёзы вновь катятся по моим щекам. Я глажу папину руку. Я целую его в лоб и говорю: «Папа, прости, я должна задуть свечи».
Я вынимаю кусок торта. Тот самый, который отрезала утром. Я долго на него гляжу, а затем вновь опускаю его в карман. Я должна вернуть его на место. Может так, я сниму хотя бы часть камня со своего сердца? Я смотрю на папу. Ему холодно. Наверняка холоднее, чем мне. Я хочу снять свою куртку и укрыть ею отца, но дурацкий замок не поддается. Я начинаю его рвать вниз, но ничего не выходит. Слёзы обиды наворачиваются на глаза. Что же это такое? Я снимаю варежки. Хотя бы это я могу сделать. Я кладу их на папину руку, на ту, которая не скрыта под его телом. Я крепко обнимаю папу: «Подожди меня. Я скоро. Всё будет хорошо. Ты никогда меня не обманывал. Правда? Даже тогда, когда упал в гостиной? Значит, когда я доберусь до дома, верну кусок торта, загадаю желание, задую свечи – всё сразу же изменится». Я не убеждаю саму себя. Я говорю, но не верю во все эти сказки. Я просто хочу к папе.
Сейчас мне тяжело оставлять папу одного. Я боюсь идти, но не потому, что мне страшно за себя. Мне плохо от того, что моя вера, вовсе не вера. Настоящая вера не имеет ничего общего с сомнением. И это гадкое сомнение что-то твердит мне очень убедительно, так убедительно, что оно становится не сомнением, а непоколебимой истиной, которой будто бы суждено случиться. Да, мне страшно. Ведь, может быть и так, что я в последний раз вижу отца. А может, того, другого мира не существует… Что тогда? Потому, мои ноги словно вросли в землю, как у памятника, а глаза жадно впитывают каждую черточку лица папы.
Кто-нибудь вообще задумывается об этом дяде – последнем разе? Думаю, что нет. Возможно, кто-то сегодня