Было и не было. Алексей Вальчук

в классе рисовал натюрморты или играл на гитаре, а теперь сидишь такой в костюмчике, весь важный, как английский голубь, и смотришь на пролетающих мимо воробушков. – Бриос осушил стакан и тут же снова наполнил его. – Вы чувствовали когда-нибудь такое? Я уверен, что чувствовали. Я уверен, что однажды, подлетев к своему гнезду, вы понимали: да черта с два это мое гнездо! Быть такого не может! И птенцы это не мои! И у жены перышки посочнее были, когда я впервые с нею летал! И уже такой нахохлился, готов вспорхнуть, чтобы покорить новые деревья, а сил-то как-то маловато, и птенцы-то вроде уже и те, и у жены-то, кажется, перышки не такие и плохие…

      Бриос поправил майку и присел на край кровати.

      – А знаете, – продолжил он, – мне друг как-то сказал: «Бриос, что-то ты совсем плох, неужто пить бросил?» А я ему: «Да что ты, Володя, на моем потреблении алкоголя вся экономика страны держится!» Он посмеялся, посмеялся и в конце добавил: «Значит, это ты уже не тот». Вот и я думаю: действительно, не тот. Не в ветках, оказывается, дело и тем более не в птенцах. Просто мы уж слишком растолстели от хорошей жизни. Что дом теперь не дом, что жизнь – не жизнь… Но радует меня все-таки, господа, радует, ведь встаем мы потихонечку с колен, встаеео-о-о-м!

      На пол брякнулась пустая бутылка. Бриос упал на спину, к ногам супруги.

      – Занавес! – крикнул он. – Пора домой! Занавес!

      И занавес опустили.

      Глава 7

      На ночь я остался у Мики. Долго уговаривал его постелить в мансарде, где «холодно и неудобно, как в пещере у мамонта», и в итоге провел там восемь часов прелестного сна. Вообще, прежде чем заснуть, я планировал полюбоваться звездным небом, поразмыслить о жизни, поболтать о том о сем с луной (ну а что?), но пиво решило иначе. Как только моя голова коснулась подушки (а руки – заготовок писательского погреба), меня накрыл глубочайший сон, который продлился до самого утра (если считать одиннадцать часов утренней частью дня). Впрочем, огорчился я не сильно. Даже Кроту понятно, что зимой в Питере звезд бывает не больше, чем извилин в голове у подростка, думающего: «Ерунда. В первый раз никто не залетает». Еще как залетает, дружище. Еще как…

      Ну да ладно.

      Проснулся я, как уже сказал, часов в одиннадцать, то есть довольно-таки рано, и первой моей мыслью было: «О, всемилостивый Мика, ты даровал мне утро без похмелья!» И действительно, от немецкого пенного (четыре литра на брата) не стонала ни одна клеточка мозга; более того, я чувствовал себя моложе на целый год. На целый год! Ура! Мне вернули мои восемнадцать! Сейчас поднимусь с дивана и сделаю зарядку!

      И я поднялся. Но до зарядки дело не дошло. Все-таки мои бедные, утраченные, восемнадцать затерялись в прошлом. Какая уж тут зарядка! Воды бы попить, а там…

      Я натянул трусы (сон голышом – здоровый сон), подштанники, футболку и спустился на кухню в поисках родника. Словно предчувствуя мою жажду, Мика оставил на столе чистый стакан и графин с профильтрованной