«S’io cerco darle in man la morta vita,
Perché di sua vittoria resti altera,
Ed io del moi finir lieta e felice.»2
― Спасибо, ― прошептала девочка. Она боролась со слезами, сама не зная почему.
– Сейчас иди домой, дитя. Скоро наступит вечер, а цыган в этой части города недолюбливают. Делай со стихотворением всё, что хочешь. Однако всегда помни, что знания могут быть использованы только в сочетании с мудростью.
– Мы ещё увидимся?
– Если Вселенная захочет.
Ирина повернулась, чтобы уйти, но потом ещё раз обернулась:
– Как мне выйти отсюда?
Маг рассмеялся.
– Ты выйдешь так же, как и вошла. Запомни это на будущее.
Глава 4
Непроницаемый воздух, пахнувший сожжённой древесиной и затхлой водой, окутал монастырские земли, словно тяжёлое одеяло. Рабы разложили свои изношенные циновки снаружи, так как накрывшая всю страну жара была особенно невыносима в sălaş – простых грязных и тесных мазанках с соломенной крышей, которые были рассчитаны на четырёх человек, но должны были использоваться десятью. Серые каменные стены монастыря были настолько высоки, что целиком и полностью скрывали позорные жилища рабов от внешнeго мира.
Этот монастырь был исключительно уродливым зданием, что даже при повторном, более тщательном осмотре, можно было увидеть отсутствие у архитектора понятия стиля. Отсутствовала общепринятая живопись на наружных стенах, которые весьма скудно были оснащены маленькими окнами. Всякий пришедший сюда из города, чтобы услышать пламенные проповеди проживающих там братьев, часто предавался искушению повернуть обратно, едва завидев это мало заманчивое Aedificium3. Лишь величественные курганы, формировавшие пейзаж вокруг монастыря, даровали глазам благодатный отдых от, как казалось, преднамеренной безотрадности.
В этот вечер Ирина сидела на своей циновке рядом с постоянно кашляющей матерью. Прошла уже неделя с тех пор, как ей было позволено испытать чувство предвкушения бесконечной необъятности знаний. С того времени она постоянно думала о библиотеке мага, его саде, о стихотворении, а также о нём. С болью в сердце она думала о том, что даже не спросила его имени. При этом у неё зарождалась паника. Неужели у неё никогда больше не появится возможность услышать его мелодичный голос? Поэтому она, наконец, приняла решение при первом удобном случае посетить его снова. В этот момент ветер пронёсся над квартирами рабов. Ирина взглянула вверх.
Сумерки нарисовали величественную картину на небесном своде, который состоял теперь из сочно-фиолетового и нежно-золотого цвета. Вечернее песнопение монахов переполняло цыган гипнотическим благоговением. Согнувшись, они сидели вокруг костров и молчали. Никто не смотрел в лицо сидящего напротив. Тяжкая усталость проникла в их кости и душу. Утреннее построение перед аббатом монастыря, который каждый раз с наслаждением размахивал плетью во время объявления заданий